Самые красивые пары советского кино - [43]

«Когда фильм «Овод» вышел на экраны (12 апреля 1955 года. – Ф. Р.), я жила в Одессе, училась в 10‑м классе. Посмотрела картину, вышла из кинозала – и в кассу, за билетом на следующий сеанс. По окончании которого все повторилось по новой. Так продолжалось несколько дней. Меня поразил этот образ, заворожил. Словно откуда-то сверху, с небес, на землю спустился ангел, херувим. И я влюбилась в этот божественный лик…

Жила я тогда в основном с бабушкой. Папа мой был моряком, плавал за границу. В 30‑х годах мама тоже ходила в плавание. Там родители познакомились, у них возникла любовь. Поженились и родили пятерых детей. Я была второй. С самым необычным именем. Всех оно поражало, особенно в сочетании с отчеством и фамилией: Лионелла Ивановна Скирда… Дело в том, что, когда мама была беременна мной, родители оказались в Италии. И прохаживаясь по портовым магазинчикам, мама каждый раз задерживалась в одном из них, не в силах оторвать глаз от стоявшей за прилавком прехорошенькой девушки. Безумно она ей нравилась. Узнала имя – Лионелла. И мама загадала: если родится дочка, назову так же – пусть будет похожей на нее. И назвала. При том что у всех других детей имена самые обычные: Евгения, Анна, Ольга, Виктор. Но что интересно, внешне я от всех них отличаюсь – у меня не русский типаж… Я жила с бабушкой, которую обожала. У нее было четыре класса церковно-приходской школы, но она перечитала, по-моему, все книги мира и все мне пересказывала. А я шпарила ей наизусть целые спектакли… Мы жили в доме, где располагался драматический театр, – нужно было только спуститься по лестнице с нашего второго этажа, чтобы оказаться перед дверью театрального служебного входа. Так что в театре я просто пропадала – смотрела из-за кулис спектакли, сидела на репетициях, бродила среди костюмов, декораций. В результате заявила, что буду артисткой. Родители не были в восторге, но бабушка поддержала. И мы с ней начали откладывать деньги на мою поездку в Москву…

Однажды летом, проходя по переулку, я увидела, что идет съемка. Подошла поближе и вдруг вижу – ОН. Олег Стриженов! Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Попыталась приблизиться к веревочному оцеплению, но там всех разгоняют. Кричат: «Уходите! Не мешайте!» А я встала как вкопанная, не могу двинуться с места. Стою и гляжу завороженно на это Божество. А меня все гонят. И вдруг мой герой подходит и говорит: «Пусть девочка останется и смотрит». Берет меня за руку и заводит за ограждение…»

А вот что вспоминает о том же О. Стриженов: «Это были последние в Одессе съемки «Мексиканца». Я как увидел эту хрупкую фигурку с осиной талией, эти лучезарные, широко распахнутые карие глаза, этот изумительно очерченный чуть припухлый рот, эту нежную кожу с легким загаром – был просто загипнотизирован. Чтобы сказать хоть что-то, спросил: «Вы, случайно, не Джина Лоллобриджида?» Она стеснительно молчит. Я говорю: «Хотя бы назовите ваше имя». – «Лионелла», – говорит. «Ну, значит, я угадал – итальянка! Красивое имя. Но можно я буду звать вас сокращенно – Ли?..» После чего меня утащили в кадр: приехали пожарные машины, надо было снимать сцену дождя – нас поливали из брандспойтов. Когда съемка закончилась, прекрасной девушки, увы, уже не было. А на следующий день мы отплыли в Ялту…»

И вот теперь, спустя пять лет, судьба вновь свела Олега и Лину. Однако пообщаться поближе им опять не довелось: Стриженову пора было уплывать в Сочи, на съемки «Дуэли». Узнав, что Лина учится в ГИТИСе (поступила туда в 1956 году), он дал себе слово обязательно разыскать ее по возвращении в столицу.

Однако обещание свое актер выполнил только полтора года спустя. В январе 1962 года Стриженов вернулся с очередных съемок (снимался в Киеве в фильме «В мертвой петле») в Москву и вместе со своим приятелем актером Владимиром Сошальским отправился в ресторан ВТО. Там же в этот момент была и Лионелла, которая, окончив год назад ГИТИС, работала в труппе Театра имени Станиславского. Далее послушаем ее собственный рассказ:

«На Рождество мы с актрисой Театра имени Станиславского пошли поужинать в ресторан ВТО. В середине вечера к нашему столику подошел Володя Сошальский – один из самых настойчивых претендентов на мое внимание в ялтинские времена. Пригласил пересесть за большой стол. Я поначалу хотела отказаться, но, обернувшись, увидела в компании, делегировавшей к нам Сошальского, Олега. Поднялась с места и, как мышка за дудочкой, пошла. Нас усадили рядом. Сначала я чувствовала себя зажато, но, выпив немного вина, разговорилась:

– Вы, конечно, этого не помните, но мы с вами уже встречались. На съемочной площадке «Мексиканца». Вы тогда провели меня за веревочное ограждение…

Глаза Олега засверкали, он схватил меня за руку.

– А я, когда смотрел «Вольный ветер», все мучился, пытаясь вспомнить, где уже видел эти глаза, эти губы… – и вдруг без перехода: – А давай отсюда сбежим?

– Давайте.

С этого рождественского вечера и начался наш роман. Яркий, страстный, мучительный. Я летала к Олегу на съемки, в Москве мы встречались у друзей, знакомых. Неприкаянные, бездомные, счастливые и несчастные одновременно. Как-то приятель Стриженова предложил нам пожить в его квартире – сам он на пару недель уезжал в командировку. Ужины вдвоем, тихие разговоры… Иллюзия семейной жизни длилась ровно до того момента, когда Олег вдруг подхватывался с места и со словами «Мне нужно немедленно повидаться с дочкой!» выскакивал за дверь. А я оставалась в чужой квартире одна. Со слезами и отчаянными мыслями о том, что ничего у нас не получится. Жалела себя, мучилась виной перед Марианной и Наташей, которой было всего пять лет, сто раз собиралась сказать Олегу: «Давай расстанемся. У наших отношений нет будущего», но стоило его увидеть, мое благоразумие улетучивалось…»