Самые чужие люди во Вселенной - [27]

«Как он это сделал?» – спросил брат. Я не знал, что ответить. Мы оставили человека в покое. В гостиной я стал думать о том, что увидел.

«Планеты», – сказал Норбер. Я только и мог, что кивнуть. «Пришелец показал нам, откуда он прилетел». Я засмеялся, но ответить мне было нечего. Что именно я видел? Мыльную пену в умывальнике. Странного человека, глубоко в себе замкнувшегося, который забавы ради пускал маленькие водовороты. Может, у нас воображение разыгралось. Если бы только он мог поговорить с нами или нарисовать рисунок, хоть что-то мы бы знали точно. Беглец медленно прошел в гостиную; он переоделся, короткие волосы были еще сырые. Я распахнул дверь на балкон, но задернул занавеску, так нас не видно снаружи. Мы живем всего лишь на третьем этаже, еще не хватало, чтобы нашу тайну раскрыл шпион. Норбер указал человеку на раковину и попросил написать пузырьками что-нибудь еще. Тот прищелкнул языком и уселся на диван.

«Без шансов», – вздохнул мой брат. Мне уже тоже стало невмоготу не знать, что делать и что думать. Е. Т. хотя бы выглядел как инопланетянин, у него был светящийся палец, он заставлял летать велосипеды – на его счет не могло быть никаких сомнений. Но развитая цивилизация, которая самовыражается при помощи мыльных пузырей в умывальнике, – серьезно? В фильмах, сериалах и романах, когда человечество встречается с внеземной цивилизацией, у них постепенно вырабатывается общий язык. Инопланетянам и людям удается разговаривать друг с другом, обмениваться все более и более сложными идеями. Учитель физики и химии показывал нам фотографии пластинок, прикрепленных к зондам «Пионер»; предполагается, что их сможет расшифровать любое существо в космосе. Я отыскал их в интернете: схема Солнечной системы, обнаженные мужчина и женщина, мужчина поднимает правую руку в знак дружбы, схематический рисунок зонда, атома и карта, показывающая расположение Солнца в Галактике. Не знаю, сможет ли внеземной разум это послание расшифровать, знаю только, что беглец ни звука не понимает из того, что ему говорят. Однажды я откуда-то вычитал слово «инакость» – интересно, может ли он быть вот таким инаким, совсем другим, настолько отличным от нас, что с ним невозможно познакомиться, он даже не в состоянии сказать: «E. T. звонить домой».

Задумывался ли хоть один фантаст над сюжетом о человеке и пришельце, совершенно неспособных понять друг друга? Не знаю, наверное, да, на свете море книг. Я бессилен, у меня нет средств ему помочь.

И мне страшно. Наш незнакомец – не обычный псих, за ним погоня, и хитрые преследователи знают, что он засел в нашем квартале.

Да, мне страшно.

Признаю.

Очень.

Страшно.

Незнакомец провел весь день, сидя на диване. В полдень он вместе с нами поел – молочные продукты, хлеб, печенье. Но не мясо (мы попытались накормить его шницелем). Потом мы с Норбером вышли. Я хотел поговорить, но брат был не в духе, закрылся у себя в комнате. Тогда я вернулся в гостиную, чтобы не оставлять человека одного. Долго смотрел видео в телефоне. Вот еще одно отличие от романа или фильма: в них каждый день что-нибудь случалось бы – неожиданности, острые моменты, приключения. А в реальной жизни прятать беглеца – это долго, незаметно и временами скучно.

Том прислал мне свои фотографии с андалусского пляжа. Он смеялся, он играл, он был загорелый и счастливый.

Я выключил телефон и принялся ждать, чтобы секунды соизволили выстроиться в ряды по шестьдесят и образовать минуты. А минуты, в свою очередь, компактно спрессовались в часы.

В четверг Норбер снова на целый день ушел на стройку. Когда я спустился к незнакомцу с куском вчерашнего хлеба, он положил руку мне на плечо и опять выдал длинную серию щелчков. Я кивнул и собрался идти наверх, но он задержал меня, встал между мной и дверью и застрекотал. Я не выспался, видел дурацкие сны, будто мама с папой снова ругаются. Норбер со вчерашнего дня не проронил со мной ни слова, сказал только, что человеку несколько дней нельзя появляться на стройке. Вместо Мо будет другой сторож, незнакомый, рабочие ему не слишком доверяют. У меня действительно было плохое настроение, хотелось вернуться в комнату. Человек положил мне на плечи обе руки. Удивительно, обычно он всеми силами избегал физического контакта. Я поднял глаза. На нем были шорты брата и моя старая футболка с зомби Iron Maiden. Он защелкал языком. Я начал считать.

Пятьдесят пять щелчков.

А вчера он несколько раз повторил пятьдесят шесть.

Я понял.

Похоже, он увидел, что я понял, потому что посторонился и дал мне пройти.

Он умеет считать.

Он считает дни.

Он не может уйти из квартала, потому что ждет, он должен сидеть на месте. Я взлетел в квартиру, перепрыгивая через ступеньки, сердце колотилось. Календарь с пожарными[11], который мои родители покупают из года в год, уже был втиснут в одну из коробок, ежедневника я нигде не нашел и тут вспомнил о телефоне. Плюс пятьдесят пять. Ровно тот день, когда снесут наш дом. А ровно через четыре дня, в понедельник, когда у мамы начнется отпуск, мы переедем.

Я сел, но сразу вскочил. Может, человек кого-то ждет? Или в эти пятьдесят пять дней что-то должно произойти? Что он будет делать после нашего отъезда? Мы перебираемся на другой край района, в другую квартиру, теперь уже на восьмом этаже. Мама довольна: квартира целиком отремонтирована и до трамвая ближе, когда утром на работу. Я всегда смогу сюда заехать, мы будем недалеко, пятнадцать минут пешком или две остановки на автобусе. Но как же он будет прятаться? Через неделю съедут последние жильцы, и начнется подготовка к сносу. Никто уже не сможет ни войти, ни выйти.