Самурай - [15]

На этот раз спина телохранителя взорвалась клочьями пиджака и рубашки, кожи и жира, осколками и огнем, разметая, словно шаром от боулинга, стоящие позади фигуры-кегли; толстяк дернулся, но все еще оставался жив, и даже насажанный на двойное дуло продолжал держаться на ногах, зыркать глазами, обильно потеть и размахивать короткими руками, пытаясь дотянуться до Вики, которой поэтому пришлось отпустить цевье, благо что пулемет-гранатомет теперь плотно застрял в теле, перехватить поудобнее приклад и немножко отступить, чтобы толстые пальцы-сосиски месили воздух как можно дальше от ее тела.

Теперь Вика оказалась недосягаема для пуль телохранителей. Если в первые мгновения они не стреляли, так как не видели что же происходит в районе живота толстяка, какого рода заминка там случилась, заставив его отступать, наступать, вздрагивать, взрываться, выпуская из спины осколочную гранату, то потом стрелять стало совсем уж бесполезно — пули застревали в этом чудовищном ходячем куске сала, метательные ножи намертво увязали в нем, а переносными мортирами и самоходными гаубицами дорогие гости запастись не удосужились.

С другой стороны Вика тоже лишилась свободы маневра и могла лишь немного ворочать в толстяке его «квазимодо», скашивая в узком растворе подвернувшихся людей, пока те не сообразили поприжиматься к стенам, повиснуть обезьянами на трубах, что выглядело бы забавно, если не обращать внимания на выпотрошенные тела тех, кому не повезло вовремя сообразить или не хватило места чтобы укрыться.

К входной двери протянулась кровавая ухабистая дорога, все стены и люди были замызганы красным, что, в общем-то, помогало им слиться с окружающей средой, а Вика прикладывала все усилия к тому, чтобы свободнее двигать пулемет в амбразуре живого дота, но тот, видимо застрял где-то между костей, сдавленный центнерами мяса и жира, и девушке оставалось лишь благодарить судьбу, что толстяк стоял, как колонна, держащая скособочившийся потолок, и если он его не удержит, то такая же кровавая дорожка, возможно более скромных размеров проляжет уже к подъемнику.

Ситуация была патовая. Противники могли сколь угодно долго стрелять друг в друга, тем более первый шок у телохранителей прошел, чудаки с компьютерными терминалами на глазах давно полегли, так и не разобравшись что же с ними случилось и почему реальный мир оказался столь отличным от мира виртуального, психологически высвободив профессионалов пистолета и кинжала от комплекса рабской зависимости от машинных данных, без которых, по мнению киборгов, нельзя и пернуть, в телохранителях взяли верх простые животные инстинкты, умное оружие с мыслящими пулями выброшено, на свет божий вынырнули обычные пистолеты и автоматы, воздух наполнился визгом рикошетов и глухими плюхами попаданий, больше, конечно, в толстяка, от чего его плечи и щеки разлохматились, а голова напоминала червивый гриб.

Вика сжалась в крошечный комочек, стреляя наобум и вздрагивая от новых фонтанов крови, выплескивающихся из появляющихся дыр на груди живого щита, но пули, на ее счастье, оставались в теле толстяка. Периодически в перестрелке наступали передышки, используемые на то, чтобы прокашляться, отплевываясь от попавших в рот частичек плоти и пороха, прочистить обгоревшие глаза от копоти, сменить обоймы, попытаться что-нибудь разглядеть в плотном дыму, бесполезно отыскивая более удобную позицию или путь к отступлению, которых не было, хотя для Вики последнее являлось бы лучшим выходом — показать, что она не будет препятствовать тому, чтобы дорогие гости после окончания официальной церемонии встречи, обмена верительными грамотами и фуршета мирно удалились в ту же дверь в которую они и вошли, — но, к ее большому сожалению, не для того устроен горячий прием — все должны остаться здесь, все до единого.

Поддерживая временные перемирия, используемые девушкой на то, чтобы смочить ладонь каплями воды со стены и протереть разгоряченное лицо, она давала им повод, крохотный шанс на то, что они смогут договориться, что они мирно разойдутся, что в пулемете рано или поздно кончатся патроны и гранаты, и поэтому дорогие гости не предпринимали особенно отчаянных и геройских деяний, на которые решаются только в безвыходной ситуации, пролагая путь к спасению исключительно собственными жизнями.

Черная королева загнала белых слонов, офицеров, пешки и скрывающегося под неизвестной пока личиной анонимного белого короля в угол доски, неторопливо скакала с клетки на клетку, огрызаясь и пугая вражеские фигуры, уклоняясь от офицерских шпаг, лошадиных копыт и крепостных орудий, однако своими, казалось бы хаотичными, действиями и ходами вырисовывая гармоничный, тонкий, неотразимый рисунок смерти. Сейчас уже было не до церемоний, когда сначала приходилось уничтожать второстепенные фигуры, а уж потом потрошить короля, сейчас не было дела и до правил, когда требовалось есть врагов по одиночке, тщательно записывая шаги и виновато улыбаясь расстроенному гроссмейстеру. Пора сделать решающий ход, смести всех и вся со своей и только своей доски. Но для этого пришлось пожертвовать собственным королем, что уже не смотрелось вопиющим нарушением правил.