Самурай из Киото - [27]

Всех троих не остановило даже то, что Натабура разделался с кэри играючи. Они не ведали страха. Гэнси, мэтси и рэтси шли на запах. Ни мгновения не колеблясь, бухнулись в реку Тонуэ, полную зубастых чудовищ – минги. Ряска облепила конечности гэтси и мэтси, а рэтси плыл, как собака, загребая лапами. Вмиг их окружило не менее десятка минги. Вода взбурлила и окрасилась черно-зеленой и красной кровью, шум битвы поглотил все остальные звуки.

Натабура уже предвкушал победу минги, как из реки, оставив в ней по паре рук, ног и все четыре головы, выбрался огромный Биру, глупый демон страха и ненависти – с четырьмя ногами, с четырьмя руками, с длинным рогом на зубастой голове, позаимствованной у минги, с зеленым чешуйчатым панцирем, с ядовитой слюной рэтси, с огромным-огромным прямым мечом в одной руке и таким длинным дайкю в другой, что Натабура вначале принял его за мачту корабля. К тому же у Биру появился длинный хвост, на конце которого была булава и которым он щелкал, как пастух кнутом, и, поводя им из стороны в сторону, разбрасывал камни, кромсал деревья и кусты. С таким монстром справиться казалось невозможно. Биру приходился полубратом одиннадцатиликой богине зла Каннон. Древняя легенда гласила, что Биру возрождается после битвы с сильнейшим противником и становится бессмертным, потому что у него нет крови.

Но делать нечего – единственный путь лежал через полуразвалившийся мост. Надо было просто успеть.

* * *

Немудрено, что по этому мосту никто не ходил: его охранял монах Бэнкэя – самый сильный человек в Нихон. Однажды он украл колокол из монастыря Миидэра и нес его без малого два ри. Колокол был таким тяжелым, что его не могли приподнять и десять человек. Мало того, он повесил его на колокольню своего монастыря Идуэ и от радости звонил в него три дня кряду, пока основательно не проголодался, и только после этого внял Уговорам братии спуститься вниз. Толком Натабура не сумел его разглядеть: раздался свист стрелы, и он успел сменить позицию, перекатившись через голову. Увернувшись от следующей стрелы, которую Антоку пустил наобум, Натабура присел за бугром и крикнул:

– Так нечестно! У меня даже меча нет!

– Это тебя устроит?! – Монах швырнул к его ногам катана в красных лакированных ножнах.

Мечами в красных ножнах вооружали дворцовую охрану императора, но это еще не значило, что меч был под стать ножнам, на которых даже сохранилась красная лента – знак божественной судьбы.

– Таким мечом только ворон гонять! – крикнул Натабура и в подтверждение вытянул клинок из ножен. Это был сакаба – меч, заточенный с тыльной стороны, годящийся в лучшем случае для укола, но никак не для рубящего удара. Подобные мечи чаще всего имели скрытые дефекты вроде трещин, и их подсовывали человеку, которого хотели погубить, не вызывая кривотолков.

– Зачем меч тому, кто ранен?! – Монах Бэнкэя криво улыбнулся, предвкушая легкую победу.

Натабура сделал вид, что испугался. Никто не должен знать, как ловко ты владеешь мечом, вспомнил он слова учителя Акинобу.

Монах Бэнкэя легкомысленно торжествовал, уже считая, что расплатился за свое унижение на лесной тропе и за купание в холодном ручье. Его обнаженные руки походили на толстые витые канаты, ноги были крепкими и бугристыми, а шея – под стать дубовому пню.

Глупый Биру метался по другую сторону моста, громко щелкая хвостом и оглашая равнину диким воем. Благо он еще не воспользовался своим луком – дайкю. Вождь Хан-горо пока не обращал на него внимания. Даже Антоку был на некоторое время забыт. «Не ловушка ли?» – удивился Натабура. Он чувствовал, что, сколько бы вождь Хан-горо ни старался просчитывать ходы, удача от него отвернулась. Такое случалось даже с опытными игроками, потому что иногда Боги всех царств бывали заняты чем-то другим.

На двадцать четвертом году правления Рокухара пятой луны, двенадцатого дня, они столкнулись с настоящим Бэнкэя при странных обстоятельствах. Бэнкэя был известнейшим и сильнейшим фехтовальщиком центральной провинции Кавати и долго искал встречи с Акинобу. В качестве оружия он предпочитал посох – дзё, во владении которым Бэнкэя достиг высочайшего мастерства. Три раза соперники сходились в схватке на горной тропе рядом с городом Абэно. И три раза расходились. В четвертый Акинобу сделал вид, что дрогнул, оступившись на камнях. Бэнкэя решил, что это его шанс, и ударил, чтобы убить, но попал в пустоту. При этом он на мгновение открылся и тут же получил скользящий удар мечом под мышку. Казалось, Акинобу не мог нанести удар из положения змеи в кольце, в которое сложился при падении, но тем не менее он его нанес. Это был один из тайных хидэн – приемов выскальзывания под правую руку с проходом, которым Акинобу уделял особое внимание, объясняя:

– Надо создать условие для того, чтобы противник ошибся. Тебе неудобно бить слева направо, а ты бей. И еще: одинаково важно учитывать, что ты можешь встретить такого же хитреца, поэтому научись в бою избегать ловушек, но, с другой стороны, никогда не думай о них.

Натабура действовал согласно хидэн. Это не были заученные движения. Напротив, Акинобу поощрял ученика к импровизации, которая ставила противника в тупик. Особенность стиля хидэн – скользящие Удары. Все они основывались на обмане. Для подобного боя годились люди только с необычайно хорошей реакцией, твердой рукой и крепкими нервами.