Самурай-буги - [3]

Звучит прямолинейно, но главный трюк приходится проделывать Ангелу: сделать так, чтобы хмырь остановил фургон в правильном месте. Мори только раз с нею разговаривал, поспешную беседу заглушала музыка стриптиза и одобрительные возгласы. По телефону она показалась ему достаточно умной; достаточно жесткой. Но доктор говорил, что она еще и опрометчива. Доктор сказал, что ему в ней это больше всего нравится. Странный этот доктор, ему по меньшей мере шестьдесят, а в лице его грусть.

Когда Мори видит ее, он начинает понимать. Она выпрыгивает из «стар-вэгона», гордая, как главарь партизан, выходящий из джунглей. Хмырь с ней – тинпира,[4] якудза низкого ранга. Мори не знает, какие у них отношения. Он знает только, что она хочет выбраться. Одного взгляда на якудзу – тупой агрессивный урод – достаточно. Пора идти. Он выскальзывает из кухни, обегает заведение и прячется за туалетом.

В голове Ангела происходит медленный взрыв. Сконцентрированная ярость, месяцы унижений, каждую частичку ее тела выставляли напоказ, лапали, оскверняли. Мужчинам нравится такое, бог знает почему. И еще хуже: они не дают тебе то, что ты заработала, когда все мышцы болят и разум заморожен. Обманывают, и врут, и смеются. Мужчины – такие, как этот урод перед ней, изо рта воняет маринованной капустой, и лапы месят ее груди.

Пепси и Сондра вылезли из машины и висят на его спине. Урод не умеет драться с женщинами. Он слишком близко, не закрывается. Ангел вонзает шпильку ему в лодыжку, запускает зубы в запястье. Он что-то орет, отбрасывает Сондру ударом локтя. Но на место Сондры уже вылезла Кристал, повисла у него на плече, пытается схватить пятерней его лицо. Ярость Ангела просто затвердевает. Ангел выкручивается и снова кидается на него, резко бьет головой в нос. Мужик хрюкает от неожиданности и вскидывает руки к лицу. Теперь его промежность открыта. Ангел дотягивается и сжимает ее.

Ангел знает все, что нужно, про мужскую промежность. Такую штуку она впервые проделала, когда ей было четырнадцать и один из дядьев на ней елозил. Теперь это получается инстинктивно, по порядку. Хватаешь, выкручиваешь, стискиваешь. Бить необязательно. Просто продолжаешь стискивать-выкручивать-стискивать. Будто тряпку выжимаешь.

Рев урода перерастает в пронзительный визг. Как свинья, думает Ангел, улыбаясь своей победе. Он оседает, молотит по ней кулаками, но у нее железная хватка. Никогда не отпускай, вот и все. Пока она стискивает-выкручивает-стискивает, у мужчины нет ни силы, ни возможности ударить.

Сондра теперь позади него, приплясывает вокруг с бутылкой пива в руке.

– Двинь ему, Сондра!

Та сомневается – никогда раньше такого не делала.

– Куда двинуть? – причитает она.

– По макушке! – вопит Ангел. – Посильнее! Бутылка разбивается, пивная пена летит во все стороны, Ангел наконец отпускает руку.

* * *

Взрыв шума: злобный рев тинпиры; шарканье ног по гравию; женский визг на четырех языках. Мори выглядывает из-за угла здания, видит, как бутылка разбивается о голову мужчины, и тот валится на землю. Ангел плюет на него, шаркает гравием ему в лицо. Другие женщины стоят вокруг руки в боки, неожиданно успокоившись. Одна склоняется и вытирает ему макушку носовым платком. Мори выбирает момент и выходит из тени.

– Кажется, у нас проблемы, – говорит он. Тишина. Шесть горячих взглядов ему в лицо.

– Тебя зовут Мори? – наконец спрашивает Ангел.

– Верно.

– Ты не похож на детектива.

– Спасибо. – Он слегка кланяется.

– Что делать со свиньей? – Она снова шаркает гравием в лицо тинпиры.

Мори смотрит вниз – кровавые пузыри, бульканье, пальцы сведены судорогой.

– Надо уходить. Он может очухаться в любой момент.

– Лучше убьем его, бросим в море.

– Лучше не будем. Не стоит создавать новых проблем. Пусть твои подруги доберутся до телефонной будки и позвонят в полицию.

– Ты сдурел? – говорит Ангел, и глаза у нее горят. – Все, конечно, едут с Ангелом!

– Невозможно, – твердо возражает Мори. – Чересчур опасно.

Она топает ногой.

– Значит, Ангел остается. Значит, мы прямо сейчас его убиваем.

– Доктор проинструктировал меня… – Мори замолкает на половине фразы. Инструкции ничего не значат для Ангела. Доктор скорее всего – тоже. Она садится на гравий рядом с тинпирой и вынимает из кармана складной нож. Дамское лезвие, легкое и смертоносное. Она срезает воротник с рубашки Джорджа и принимается нащупывать яремную вену. Тот булькает сильнее, ресницы трепещут.

– Уродская жизнь, уродская смерть, – объявляет Ангел, и зубы у нее блестят, как жемчуг в лунном свете.

Мори открывает рот, закрывает снова. Она это сделает, без сомнений. Зарежет, как свинью к деревенскому празднику.

– Окей, – выдыхает он. – Все берут свои вещи и следуют за мной.

Джорджа будят две причины одновременно: пульсирующая боль в паху и стрекот цикад прямо над ухом. Он медленно, с нарастающей злобой соображает, что лицо его в гравии, нос разбит, рубашка порвана и окровавлена. Затем, пошатываясь, встает и обнаруживает нечто поистине ужасное. Где девчонки? Они исчезли, все до единой! С ним хуже такого ничего не бывало. Кишки леденеют, когда он представляет себе лицо босса. На этот раз – никакой чести, никакого уважения.