Сампагита, крест и доллар - [90]

После перерыва от былых страстей не остается и следа, соглашение, достигнутое в кулуарах, мирно утверждается, и работа продолжается. Иностранцу с галереи для зрителей это может показаться странным, однако ничего странного здесь 'нет. Просто сталкиваются заимствованные и исконные установки, причем обе воспринимаются как должные, а потому поведение конгрессменов представляется противоречивым.

Живучесть традиционных принципов не менее отчетливо проявляется и в деятельности суда. Филиппинцы верят в человека, но не в абстрактный закон — это понятие для них довольно бессодержательно. Они твердо убеждены: наказание дается не потому, что кто-то нарушил закон, а потому, что такое решение вынес судья. Оправдание тоже рассматривается как прямой результат действий последнего, а не как свидетельство отсутствия состава преступления.

Патриархальные нравы и нормы поведения сохраняющиеся в стране, воплощают традиционные ценности и не согласуются с принципами, провозглашенными в законе. Они дают себя знать в повседневной жизни, ежечасно и ежеминутно, хотя носители данной культуры обычно затрудняются их сформулировать. Закон, напротив, четко фиксирует какие-то требования, но именно это и показывает, что подобные требования еще не обладают всеобщностью и нуждаются в постоянном подкреплении определенными санкциями.

Положения закона всегда несколько опережают предписания морали и нравственности, однако между ними обычно нет непроходимой пропасти, и со временем первые могут перейти во вторые. На Филиппинах же по ряду исторических причин разрыв между законом, принесенным из метрополий, и традиционными нормами поведения чрезвычайно велик. Законодательство в стране базируется на англосаксонском (отчасти романском) праве, опирающемся на идею индивидуальной ответственности. В противоположность этому весь уклад жизни строится не на индивидуальной, а на общей ответственности члена родового коллектива. Наказание одного человека, согласно правосознанию филиппинцев, означает наказание всех лиц, связанных с ним родственными узами. Если же среди них есть «сильные люди», пользующиеся авторитетом, то дело обстоит еще сложнее: мало того, что с точки зрения обыденного сознания страдают невинные, под угрозой оказывается иерархический принцип, составляющий основу всех межличностных отношений. Последовательное применение закона в глазах традиционно мыслящего филиппинца является чудовищной несправедливостью, подрывом устоев, тогда как нарушение закона никого не трогает — при условии, что соблюдаются привычные нормы.

«Сильный человек» по определению, имеет больше прав, пусть незафиксированных, но тем не менее весьма реальных. Он не может подвергаться одинаковому наказанию с «маленьким», это идет вразрез с понятиями родового и феодального общества. Вот достаточно характерный пример: в период японской оккупации, когда судебная система практически бездействовала, в одной из южных провинций «сильный человек» убил «маленького». Родственники убитого требовали возмездия, хотя сами считали, что казнь убийцы была бы неправомерной, поскольку жизнь «сильного человека» не равна жизни «маленького». Тогда родственники убийцы предложили замену — тоже «маленького человека» из своего рода. Его казнили в присутствии родичей с обеих сторон, и инцидент был исчерпан.

При таком положении вещей нечего удивляться тому, что проведение юридических установлений в жизнь неизбежно наталкивается на сопротивление. Отсутствует внутреннее согласие с законом, убежденность в том, что следовать закону — значит следовать справедливости, а раз нет подобной убежденности хотя бы в основе, его преступают постоянно. Зарубежные обозреватели, которые охотно говорят о полном забвении закона в стране, выводят это из характера филиппинцев, якобы анархичного и недисциплинированного, однако причины надо искать не в национальном характере, а в истории народа.

Из-за океана было позаимствовано право, но не правосознание. Последнее видоизменяется значительно медленнее, и его нельзя переделать или внедрить никаким законодательным актом. Общество довольно быстро может выдвинуть новые цели, но оно не может столь же быстро изменить способы их достижения, на это требуется время и соответствующие условия. При сохранении социально-экономической отсталости радикальных сдвигов в правосознании филиппинцев не происходит. Новые безличные отношения, при которых все полагаются равными перед законом, с трудом прокладывают себе путь. Подлинное равенство перед законом в капиталистической стране вообще лишь декларируется, на Филиппинах же даже декларация не воспринимается как разумная.

Разрыв между обычным правом и писаным законом имеет весьма существенные практические последствия. Число правонарушений чрезвычайно велико и действующая в стране система судебных органов просто не в состоянии справиться с ними. Кроме того, неповоротливость филиппинской Фемиды превосходит всякое разумение, рассмотрение дел длится годами и даже десятилетиями, если это выгодно олигархии. Когда перед судом предстает «сильный человек», он нанимает опытного адвоката, который, используя лазейки в законах, ухитряется до бесконечности затягивать судебное разбирательство, пока наконец дело не прекращают.