Сампагита, крест и доллар - [89]

Принцип пропорционального представительства часто нарушается. По данным переписи 1960 г., самый малый округ насчитывал 10 309 избирателей (островная провинция Батанес на севере архипелага), а самый крупный — 1 117 819 (первый избирательный округ провинции Рисаль на острове Лусон). Но оба они посылали по одному представителю в нижнюю палату, несмотря на то, что по численности населения второй в 100 с лишним раз превышал первый. Такая практика приводит к тому, что наиболее развитые и наиболее неспокойные районы страны (промышленные центры и густонаселенные крестьянские районы) оказываются в проигрыше. В процессе политической борьбы образуются новые округа и перекраиваются старые, и здесь решающее слово принадлежит президенту. Обычно преследуется цель подорвать влияние какой-нибудь династии и заменить ее другой, более послушной.

Конгрессмены несомненно ближе к избирателям. В этом их сила, и в этом же их слабость. Сила, ибо в руках «солонов» власть на местах, и пулитико национального масштаба не могут обойтись без них. Контроль над голосами делает их могущественными, и только это фактически ограничивает власть президента. В то же время избиратели в провинции ждут денег, постов, общественных работ, а их можно добиться только от центрального правительства. Так получается, что отношения между законодательным собранием и исполнительной властью основываются на правиле «услуга за услугу», принцип разделения властей явно не выдерживается.

У президента есть много способов вмешаться в деятельность конгрессменов. Помимо уже упоминавшейся «солонины», заигрывания с соперниками непослушного пулитико, переманивания его лидеров он располагает и юридически закрепленными средствами. Он может наложить вето на любой законопроект, принятый нижней палатой, и, чтобы обойти это вето, требуется две трети голосов, т. е. нужно найти 80 конгрессменов из 120, решившихся выступить против президента. На практике такого не бывало и едва ли возможно при сохранении подобной системы. Партийная принадлежность пулитико в данном случае не играет почти никакой роли, конгрессмен от оппозиции далеко не всегда голосует вместе со своими коллегами: он руководствуется исключительно собственными интересами.

Если президент налагает вето, к спорному вопросу удается вернуться только на следующей сессии, а за это время он через подчиненный ему партийный аппарат всегда успевает обеспечить нужную расстановку сил в палате. Конгресс, правда, может тянуть время и не рассматривать предложений президента, но тогда тот имеет право созвать чрезвычайную сессию. Так было в 1963 г., когда нижняя палата саботировала внесенный президентом законопроект об аграрной реформе. Несмотря на ее ограниченный характер, она как-то ущемляла интересы помещиков, а их в конгрессе немало. Президент добился принятия закона на чрезвычайной сессии, но с существенными оговорками. Любопытно, что многие конгрессмены, выступавшие при обсуждении в парламенте против реформы, в провинции выдавали себя за ее сторонников. Поскольку избирателей мало интересует, чем занимаются их представители в конгрессе, это сошло с рук.

По той же причине деятельность «солонов» в законодательном органе нередко сводится к пустякам. На решение национальных проблем порой просто не остается времени. Убедительный пример: за всю вторую сессию филиппинского конгресса четвертого созыва было принято 30 актов: 12 — о создании новых барио, 17 — об изменении названий городов, деревень и улиц, и один — о разделении одного барио на два.

Законопроект, одобренный какой-нибудь из палат, ставится на рассмотрение другой и после согласования направляется главе исполнительной власти, который либо налагает вето, либо подписывает его. В последнем случае законопроект становится законом, публикуется и вступает в силу через 15 дней после публикации. Таков официальный путь. Но помимо этого ведутся нескончаемые закулисные переговоры, заключаются бесчисленные сделки; всякий старается выторговать побольше для себя, определить, голосовать ли ему за или против, и как расценивать голосование — как оплату за ранее оказанную услугу (тогда нечего требовать взамен) или как оказание услуги (и тогда надо не прогадать). Вот почему деятельность филиппинского конгресса часто сравнивают с айсбергом: важнейшая часть происходящего скрыта от глаз общественности.

Внешне, однако, все идет по правилам. Мне довелось провести немало часов в здании конгресса на галерее для зрителей и наблюдать «демократию в действии». При обсуждении очередного вопроса «солон» произносит речь на английском языке, обычно очень эмоциональную, апеллируя к богу, нации, суду истории и к еще нс родившимся поколениям. Он четко и недвусмысленно выражает свое отношение к рассматриваемому вопросу и утверждает, что не отступит от своей позиции ни на йоту. Затем берет слово конгрессмен, придерживающийся противоположной точки зрения, и столь же решительно и бескомпромиссно излагает свое мнение. После этого следуют выступления сторонников той и другой точек зрения — все такие же резкие, исключающие всякие возможности соглашения. Противники обмениваются колкостями, нередко весьма ядовитыми, вырывают друг у друга микрофоны (их всею три, и расположены они в проходе), иногда прибегают к еще более «веским аргументам» — это уже от филиппинского темперамента. Кажется, что обсуждение зашло в тупик и всякое примирение исключается. Однако опытный спикер знает, что делать. Он объявляет перерыв на несколько минут (бывает, лишь на одну минуту) и спускается в зал к конгрессменам. Все разбиваются на группки и теперь уже говорят на тагальском или других местных языках. Здесь, согласно старой доброй традиции, резкости недопустимы, начинают действовать нормы пакикисама. Сразу находятся точки соприкосновения, полунамеками напоминают, кто кому какие оказал услуги. Противоречия незаметно сглаживаются, намечаются пути компромисса. Спикер беседует с самыми непримиримыми, взывает к деликадеса, туманно обещает уступить в будущем (намек обязательно принимается к сведению).