Сампагита, крест и доллар - [3]

Для суждений о поведении филиппинцев ценным является фольклор, особенно поговорки и пословицы. Читатель найдет немало их на страницах книги. Традиционное общество — филиппинское общество в значительной степени все еще является таковым, несмотря на ускоряющийся процесс капиталистической модернизации, — характеризуется прежде всего обращенностью в прошлое, которое и отражается в фольклоре. Поведение того или иного человека, тот или иной поступок оправдываются не целесообразностью его, а соответствием традиции, приверженность которой почитается за высшую мудрость[2].

Таковы некоторые предварительные замечания, позволяющие перейти к рассмотрению особенностей психического склада и поведения филиппинцев.

САМПАГИТА

СЕМЬЯ И ОБЩЕСТВО

Несмотря на длительное колониальное господство, поведение филиппинца и сейчас во многом определяют отношения, сложившиеся еще до того, как Фернандо Магеллан высадился на берегах архипелага. Малайские мореходы, которые явились ядром формировавшихся основных народностей Филиппин, приплывали с Зондских островов на больших парусных лодках, называвшихся барангáй. Экипаж их состоял из людей, связанных родственными узами, обычно флотилия барангаев включала от 30 до 100 семей. Высадившись на берег, они селились в одном месте, и такая община тоже называлась барангай. Крупнейшие из них, например будущая столица Манила, насчитывали до 2 тыс. жителей. Несмотря на ярко выраженные кровнородственные связи членов общины, во многих прибрежных районах уже тогда довольно далеко зашел процесс классообразования, о чем свидетельствуют записки первых испанских миссионеров. Во главе барангаев стояли дато — «вожди». Ниже их на социальной лестнице находились махарлика — «благородные», которые не несли никаких повинностей, но обязаны были участвовать вместе с дато в военных стычках, а в мирное время выступали в качестве его советчиков.

Зависимое население подразделялось на два разряда. К первому относились лица, которым разрешалось иметь собственность, которые могли жениться без согласия вождя, должны были работать на него один день из четырех и получали половину урожая с обрабатываемой ими земли. Ко второму разряду относились люди, обязанные работать на дато и махарлика три дня из четырех. Они не имели права жениться без их согласия и могли быть проданы. Обычно во второй разряд попадали за долги. Тем не менее зависимое население обладало собственностью, некоторыми правами и, строго говоря, рабами не являлось. Это отмечали и испанцы. Завоеватель Филиппин Мигель Лопес де Легаспи доносил в своих реляциях: «…их рабы не вполне подчиняются господам, служат только при определенных условиях и притом только тогда, когда пожелают, и так, как пожелают».

Обязательства в общине не были односторонними. За пределами барангая шла война всех против всех, и в каждом чужаке видели врага. Набеги на соседние барангаи были обычной практикой и часто принимали форму охоты за головами. Земля могла обрабатываться лишь в условиях безопасности. Такие условия обеспечивало «благородное сословие», за что получало не менее половины урожая. Его представителям надлежало защищать своих подопечных, зависимые же, в свою очередь, расплачивались за это трудом. На дато и махарлика смотрели как на естественных предводителей, и служба нм воспринималась как разумная обязанность, необходимая для самого существования. Власть дато не оспаривалась, и повиновение им было делом само собой разумеющимся.

Поскольку земля принадлежала общине в целом, а в общине главенствовали дато и махарлика, зависимые считали, что не они отдают верхушке часть урожая, а, напротив, верхушка отдает часть урожая им. Такой порядок вещей казался нормальным и неизменным, такой взгляд на отношения земледельца и землевладельца сохранился кое-где на Филиппинах и сегодня.

В барангае господствовали патриархальные отношения, и функции члена семьи на первых порах были практически неотличимы от функций члена общины. Хороший дато — одновременно и хороший глава семьи, способный защитить от врагов. В этих условиях развилась прочная солидарность членов общины, где каждый знал свои обязанности и неуклонно их выполнял. Давно уже нет прежних барангаев, но отношения, сложившиеся в них, еще живы.

Родственные связи филиппинцев. Простой тáо[3] и ныне ощущает себя прежде всего членом группы лиц, связанных с ним родственными узами (родители, братья, сестры и прочие родственники). Затем он осознает свою принадлежность к соседской общине (в которой различает более и менее близких людей), потом к людям, говорящим на одном с ним языке. Далее, он чувствует себя филиппинцем, католиком и, наконец, представителем рода человеческого. Получается схема в виде концентрических кругов, причем интересы каждого внутреннего круга важнее, чем интересы следующего за ним внешнего.

Примечательно, что точкой отсчета является не индивид, а семья: простой филиппинец начинает осознавать себя не в противопоставлении «я — ты» или «я — он (они)», а в оппозиции «мы — они». Филиппинец не отделяет себя от родственников, все, что происходит с ними, касается его самым непосредственным образом. И наоборот: все его успехи и неудачи, радости и горе разделяются родовым коллективом. «Боль в мизинце ощущается всем телом» — говорят здесь о семье.