Самозванец - [81]

— Одеваются они очень красиво, — с непонятным мне тайным смыслом сказала Наташа.

— Ну и пусть, русскому человеку красивая одежда не нужна. У нас вместо нее национальное величие и бескрайние просторы!

— Да, а я вот вчера такой красивый кафтан приглядела, нужно было его взять, такой впору и царю надеть!

Я подумал, что она заботится о моей внешности, и строго сказал:

— О моей одежде забудь, я сам с ней разберусь.

— Я подумала, он батюшке впору был бы, чтобы не стыдно было в гробу лежать.

— Господи, ты опять за свое. Ну и что там еще поляки делают?

— Пьют и дерутся, — потеряв интерес к разговору, ответила она. — Москвичам не нравятся.

— Нам никто не нравится, мы сами себе не нравимся.

— Говорят, царь их отослать хочет назад в Полянию, казной прельщает, а они ни в какую.

Мне, честно говоря, особого дела до поляков не было. Рассол немного смягчил похмелье, но голова по-прежнему трещала, и небо казалось с овчинку.

— Я так надеялась, что мы вчера, а ты так напился, — резко поменяла тему разговора Наталья. — Когда теперь удастся…

— Так в чем дело, иди сюда…

— Нет, — отстранилась она, — вдруг кто-нибудь войдет!

— Что-то это тебя раньше не останавливало.

— Мало ли что. было раньше, раньше и ты был совсем другим! Если я тебе стала не нужна, так и скажи. Только я не могу быть с тем, кто меня не почитает!

— Ясно.

Теперь стало понятно, куда она клонит.

— Что тебе ясно?

— Ну, если я хочу с тобой спать, то должен ходить перед тобой на полусогнутых.

— На чем ходить? — не поняла Наташа.

— Все, проехали.

— Ты стал совсем другой.

— Знаешь, ты тоже.

— Что я тоже?

— Сильно изменилась, сразу видно, что папина дочка.

Мне показалось, что Наталья не поняла и половины того, что я сказал, но и того, что до нее дошло, хватило, чтобы обидеться и постараться это скрыть. Ссориться перед поездкой в имение отца ей никак не хотелось. Потому она ласково улыбнулась и спросила:

— Как ты себя чувствуешь? Уже лучше?

— Пожалуй.

— Вот и хорошо. Может быть, ты еще немного поспишь? Тогда выедем позже. Только лучше засветло доехать, а то можно и к разбойникам попасть. Говорят, в лесах такие страсти творятся!

— Да ладно, как-нибудь переживу, надо же тебя на похороны отца доставить.

— Тогда вставай, я Ване седлать давно велела. Он уже, поди, нас заждался. А по дороге можно в хорошем трактире пообедать. Я один знаю, там такой вкусный взвар готовят!

Я с интересом смотрел на девушку. Конечно, оборотистость и деловитость — хорошие качества, но иногда, в частных отношениях, они бывают явно избыточными. Однако начинать выяснять отношения желания не было. Тем более что мне прозрачно намекнули, что с послушанием будут увязаны и ночные радости.

Я надел кольчугу, шлем, проверил оружие, и мы вышли во двор. Оседланные лошади ждали возле крыльца. Ваня соскочил с жеребца покойного дьяка и бросился помогать Наталье сесть в седло его Зорьки. Потом, как мне показалось, все время выжидающе смотрел на Наталью, словно ждал ее похвалы и знаков расположения. То ли влюбился, то ли признал за лидера нашей маленькой группы.

— Ну что, едем? — спросил я, словно исполняя формальные обязанности старшего.

— Погодите, мне нужно сойти, — смущенно улыбнувшись, сказала девушка и просительно посмотрела на меня, ожидая, что я помогу ей спуститься с лошади. Мне делалось все интереснее наблюдать за ее маневрами. Стало понятно, что все, что она делает последнее время, неспроста, и имеет какую-то определенную цель.

Я ей помог, и она, не торопясь, удалилась в хозяйскую сталчковую избу, говоря попросту, в туалет. Конечно дело житейское, но посадить мужиков в седла, а самой полчаса заседать в клозете — действие, которое явно имело какую-то психологическую нагрузку.

— Заждались? — вернувшись, весело спросила она, одаривая нас очаровательными улыбками.

— Нет, ничего, ты недолго, — подобострастно ответил Ваня.

— Едем! — теперь уже утвердительно сказала она и первой тронула лошадь.

Оказалось, что даже формальное лидерство перешло в ее слабые нежные ручки. Однако Наташа не учла одной мелочи. Мой донец никому не позволял скакать впереди себя. Он тотчас обошел Зорьку и занял свое законное место. Не знаю, как это восприняла наездница, мне больше ее видно не было, а злорадно оглядываться я не стал.

До городских ворот мы добрались безо всяких задержек. Время было самое разъезжее, около восьми часов утра, и не приходилось объезжать улицы, перекрытые рогатками, как это часто случалось в неурочные часы. Стрельцы выпустили нас из города беспрепятственно. Их больше интересовали приезжающие, а не отъезжающие.

На свежем воздухе мне немного полегчало. Обруч, с утра опоясавший голову, ослабел, и я даже начал получать удовольствия от быстрой езды. Наши кони шли хорошей рысью, так что скоро мы оказались далеко за городом.

Об остановке на обед в известном Наталье трактире разговора больше не заходило, и я, уехав из дома без завтрака, начал чувствовать голод.

— Наташа, надо бы остановится, поесть, — сказал я, придерживая донца, когда мы въехали в какое-то большое село с трехкупольной церковью.

— Потерпи немного, скоро доедем! — весело крикнула она, пришпорила Зорьку и ускакала вперед.