Самоучитель по современной фотографии - [20]
Ну, конечно, все получится! И как надо получится!
Вредный экспонометр подумает: «Так-так-так… Чтобы снять это серое, надо столько-то и столько-то». И даст, будьте уверены. Скажу Вам по секрету, что этот прибор из всего могучего нашего и сложного не нашего языков и знает-то только эту фразу! Но уж если знает, так знает.
Так что же нам, простым смертным, делать-то?
Как?! Вы еще не догадались?!
Хорошо, скажу… Что бы Вы ни снимали, наведите объектив с экспонометром на тот объект, который Вам кажется серым (средним между черным и белым) и замерьте от него экспозицию. Так же поступите и с отдельно лежащим в кармане экспонометром.
Технология и принцип здесь очень просты. Если замер правилен для серого и на негативе мы получим тот же цвет, то значит для белого он избыточен (на негативе будет черное, а на позитиве — то, что надо). Стало быть, для черного замер недостаточен и на негативе будет белое пятно. Что получится на позитиве — уже ясно!
Какой простой вывод, который дает поразительные результаты! Теперь Вы понимаете, почему простые автоматические камеры (продавцы с гордостью называют их полными автоматами) не дадут такого качества фотографии, как, скажем, обычный и старый механический «не автомат».
Дело в том, что автомат хоть и автомат, но экспонометр этих крутых действует по тому же принципу, что и наши простенькие! И мысли у него те же — про серое. И замеряет он правильно и выглядит красиво, да только не можем мы ему сказать: «Дружок! Замерь отсюда, а снимай сюда». Не поймет, не упрашивайте. Он полный автомат, а Вы, простите, «чайник» в фотографии. Разницу понимаете?
Теперь позвольте мне рассказать о своем опыте. Я совершенно не претендую на мемуары, но полагаю, что полезной может оказаться даже незначительная информация. Помните, как говаривал старик Конфуций? «Надо — и муравей гонцом будет».
У меня несколько фотокамер, но замеряю я практически одинаково. Предположим, снимаю я механической камерой человека на улице. Светло, много неба в кадре. Ясно, что при прямом замере экспозиции лицо человека «недодержится», так как небо придаст экспонометру такое количество света, которого для лица (более темного) недостаточно. Что получится? Очень плотное небо «без воздуха и легкости» и черный силуэт фигуры. Мужчина или женщина — уже не разобрать.
Я поэтому уже не рискую — делаю иначе. Опускаю объектив под ноги себе или тому человеку и замеряю экспозицию. Конечно, не кручу все подряд, а, например, только кольцо диафрагмы. Выдержка у меня стоит на отметке 60 (1/60 секунды), и этого вполне достаточно для статической фигуры. Двигая кольцо диафрагмы на объективе, я наблюдаю в видоискатель показания экспонометра. Вот он потушил крестик и зажег нолик… Стоп! Поднимаю камеру на человека, наводка на резкость, щелчок затвора, благодарственный поклон отснятому незнакомцу и домой — проявлять. Процесс замера у меня длится не больше секунды-двух.
Если пользуюсь электронной камерой, в которой можно устанавливать любые режимы, то при такой съемке выставляю режим автоматического замера при заранее выбранной выдержке, «опускаю» камеру на асфальт и слегка прижимаю кнопку спуска затвора. Замигали цифирьки — показали диафрагму. Не отпуская кнопки, поднимаю фотоаппарат на человека, навожу на резкость и уверенно дожимаю кнопку. Дальше кланяюсь и так далее, как и при механической камере.
Еще совсем недавно, когда у меня не было дорогих аппаратов, я пользовался экспонометром. На моей шее висела камера, а в кармане, всегда под рукой, лежал этот маленький помощник. Я ходил по городу и время от времени замерял свет. И когда «появлялся сюжет», я практически все знал про освещение. Выставлял эти параметры на фотоаппарате и снимал.
N.B. Не могу промолчать. Любой простейший экспонометр лучше и качественней, чем встроенный в не очень дорогую камеру. Имейте это в виду. И сейчас, когда никуда торопиться не надо, как, например, при съемке натюрморта, я пользуюсь все тем же старым экспонометром, который мне достался еще от отца.
Имея отдельный экспонометр, Вы обладаете еще одним вариантом замера экспозиции, который в большинстве случаев предпочтительнее предыдущего. Так как точнее.
Если Вам интересно, то знайте, что предыдущий способ замера экспозиции, о котором Вы только что прочли, называется замером по яркости. То есть отраженный свет своею яркостью раздражает фотоэлемент экспонометра, и тот показывает, насколько он раздражен.
Согласитесь ли Вы со мной, что не всегда правильно удается выискать рядом серое, чтобы по нему замериться? А если серого этого вообще рядом нет? Что тогда делать?
Вот тут приходит на помощь другой способ измерения света, который в несколько раз проще и точнее, как я уже говорил выше. Называется этот способ замером по освещенности. Стало быть, измеряется не отраженный, скажем, свет от асфальта, а падающий на него. То бишь, сам свет.
Делается это так. В каждом экспонометре присутствует белая заслонка, которая надевается (или надвигается в некоторых моделях) на окошко фотоэлемента, и экспонометр этим окошком направляется к свету (к источнику освещения).
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Первая книга художницы Натальи Александровны Касаткиной (1932–2012), которая находилась – благодаря семье, в которой родилась, обаянию личности, профессионализму – всегда в «нужном месте», в творческом котле. (Круг её общения – Анатолий Зверев, Игорь Шелковский, Владимир Слепян, Юрий Злотников, Эдуард Штейнберг, Леонид Енгибаров, Ирина Ватагина…) Так в 1956 г. она оказалась на встрече с Давидом Бурлюком в гостинице «Москва» (вместе с И. Шелковским и В. Слепяном). После участия в 1957 г. в молодёжной выставке попала на первую полосу культового французского еженедельника Les Lettres Francaises – её работа была среди тех, которые понравились Луи Арагону.
«Пятого марта в Академии художеств открылась вторая выставка «Общества выставок художественных произведений». С грустными размышлениями поднимался я по гранитным ступеням нашего храма «свободных искусств». Когда-то, вспомнилось мне, здесь, в этих стенах, соединялись все художественные русские силы; здесь, наряду с произведениями маститых профессоров, стояли первые опыты теперешней русской школы: гг. Ге, Крамского, Маковских, Якоби, Шишкина… Здесь можно было шаг за шагом проследить всю летопись нашего искусства, а теперь! Раздвоение, вражда!..».
Книга известного арт-критика и куратора Виктора Мизиано представляет собой первую на русском языке попытку теоретического описания кураторской практики. Появление последней в конце 1960-х – начале 1970-х годов автор связывает с переходом от индустриального к постиндустриальному (нематериальному) производству. Деятельность куратора рассматривается в книге в контексте системы искусства, а также через отношение глобальных и локальных художественных процессов. Автор исследует внутреннюю природу кураторства, присущие ему язык и этику.
Книга И. Аронова посвящена до сих пор малоизученному раннему периоду жизни творчества Василия Кандинского (1866–1944). В течение этого периода, верхней границей которого является 1907 г., художник, переработав многие явления русской и западноевропейской культур, сформировал собственный мифотворческий символизм. Жажда духовного привела его к великому перевороту в искусстве – созданию абстрактной живописи. Опираясь на многие архивные материалы, частью еще не опубликованные, и на комплексное изучение историко-культурных и социальных реалий того времени, автор ставит своей целью приблизиться, насколько возможно избегая субъективного или тенденциозного толкования, к пониманию скрытых смыслов образов мастера.Игорь Аронов, окончивший Петербургскую Академию художеств и защитивший докторскую диссертацию в Еврейском университете в Иерусалиме, преподает в Академии искусств Бецалель в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.