Самоучитель по современной фотографии - [19]

Шрифт
Интервал

Извините, отвлекся.

Что же делать тем, кто послушался и решил купить старую камеру (без экспонометра)? Купить там же обычный фотоэкспонометр. Они бывают разные. Из отечественных самые лучшие «Свердловск-4» и «Ленинград-6». При них всегда есть инструкция для пользователя, хотя общие принципы те же, что и у встроенного. Вы направляете окошко экспонометра на объект съемки, и стрелка на нем показывает какое-то условное число. При установленном на экспонометре значении чувствительности пленки Вам сразу видно, какие два параметра выдержки и диафрагмы необходимо применить для этого кадра. Выбирайте любую пару.



Скажем, показано правильным 1,4 и 250; 2 и 125; 2,8 и 60; 4 и 30 и так далее. Выбирайте. Конечно, лучше бы выбрать ту пару, где выдержка поменьше (помните, что число должно быть больше? Это же не 250 секунд, а 1/250 секунды!). Чем меньше выдержка, тем больше вероятность резкого кадра. Руки не успеют потрястись. Устанавливаем метку на объективе напротив 1,4 и крутим колесико на корпусе до совмещения стрелки (или точки) с числом 250. И снимаем!

Теперь внимание! А вдруг у нас нет такого светосильного объектива?! А какой есть? Тоже неплохой, но начальная диафрагма 3,5. Что делать? А вот что. Ставить диафрагму на 4 и снимать с выдержкой в 1/30 секунды. Тут ничего не попишешь. Будет не так резко, конечно, но только первые несколько десятилетий. Потом руки станут крепче и уверенней, да и облокотиться для устойчивости всегда найдется где…

Эй, будущие Брессоны! Специально для Вас! Уж Вам-то скажу. Не мучайтесь и не смешите окружающих. Купите штатив. Простой, очень простой, самый простой! Придет время, обзаведетесь таким, что закачаешься. А пока… Поставьте камеру на штатив и снимайте хоть с выдержкой в полчаса. Попробуйте хотя бы один раз. Уверяю, за уши не оторвешь! Дай поснимать со штатива! Какие ночные снимки Вас ожидают! А уютные комнаты с пробивающимся лучом света, прыгающим на стене, и одинокой красавицей в кресле у патефона!

Ну и не Брессоны, прислушайтесь к совету дядьки! Штатив — это же Вы, только устойчивее.

Чувствуете, что глава клонится к закату? Поняли что-нибудь?

Нет???

Бросайте курить и читайте снова! А тех, кто понял, ждет следующий подарок о тонкостях замера освещения. Освоив его и выжив после этого, можно без пальто зимой по улице ходить. Ничего не страшно!

Расщепление атома

Не все так просто, дорогие мои. Сейчас докажу.

Итак, у Вас есть экспонометр или встроенный элемент в фотоаппарате и знание о том, как им пользоваться. Но это отнюдь не гарантирует хорошего качества негативов. Если Вы мне не верите, то проведите следующий эксперимент. Повесьте черную ткань на стене, замерьте экспозицию и снимите. Теперь то же самое проделайте с белой тканью или стеной. Снять надо так, чтобы в кадре присутствовал только тот предмет, который необходим. Ежели Вы наблюдательный человек, то наверняка обратите внимание на разную экспозицию. Предположим, что, снимая черное, экспонометр показал 5,6 в диафрагме и 1/15 секунды в выдержке. А снимая белое — 5,6 и 1/250. Эти параметры я взял наугад, но разница может быть приблизительно такой же. То есть раз в шестнадцать. Теперь проявите пленку или отдайте в KODAK-сервис и попросите напечатать эти два кадра. Голову даю на отсечение, что результаты опыта превзойдут все Ваши ожидания! Вы не сможете даже отличить, где белое, а где черное, если, конечно, на какой-либо из тканей не было специфического рисунка. Оба кадра окажутся одинаково серыми.



Тем не менее все оказывается очень просто. Дело в том, что экспонометр не догадался (и никогда не догадается), что Вы снимаете. Небо ли яркое, храм ли с одиноко горящей свечой. Экспонометр настроен на средне-серое и считает, что так и выглядят все вещи на Земле. Поэтому он так переусердствует в экспозиции, замеряя черную ткань, что на негативе она не будет выглядеть белой (в позитиве, то есть на фотографии, — черной), а превратится в серую ткань, что и отразится на отпечатке. Вам должно быть известно, что белое на негативе — это черное на позитиве, а серое и там и сям будет серым. Не в смысле качества или этической оценки. А в прямом значении этого слова. Если кто не верит — проделайте следующее. Возьмите тюбик черной краски и точно такой же тюбик белой. Смешайте — тот цвет, который получился, я и называю серым. Средним между черным и белым.

При замере освещения при съемке белой ткани экспонометр подумает: «Ох, что-то много света на этом сером полотне! Поубавлю-ка я экспозицию». И покажет нам маленькую дырочку на объективе да такое мгновенное открытие затвора, что пленка совершенно не успеет «насытиться» светом. И негатив покажет не прилично засвеченную пленку, что стала совсем черной в месте кадра, а слабо тронутый светом кусочек целлулоида с серым, почти прозрачным негативом. Вот Вам и второй отпечаток. При сравнении с первым он выглядит как близнец.

Читатель или читательница! Не пугайтесь! Сейчас все встанет на свои места.

Упражнение на сообразительность. Если повесить холстину или другую серую ткань? Даже, например, кусок асфальта посерее снять? Что получится?


Рекомендуем почитать
«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.


Мой мир: рассказы и письма художницы

Первая книга художницы Натальи Александровны Касаткиной (1932–2012), которая находилась – благодаря семье, в которой родилась, обаянию личности, профессионализму – всегда в «нужном месте», в творческом котле. (Круг её общения – Анатолий Зверев, Игорь Шелковский, Владимир Слепян, Юрий Злотников, Эдуард Штейнберг, Леонид Енгибаров, Ирина Ватагина…) Так в 1956 г. она оказалась на встрече с Давидом Бурлюком в гостинице «Москва» (вместе с И. Шелковским и В. Слепяном). После участия в 1957 г. в молодёжной выставке попала на первую полосу культового французского еженедельника Les Lettres Francaises – её работа была среди тех, которые понравились Луи Арагону.


Вторая выставка «Общества выставок художественных произведений»

«Пятого марта в Академии художеств открылась вторая выставка «Общества выставок художественных произведений». С грустными размышлениями поднимался я по гранитным ступеням нашего храма «свободных искусств». Когда-то, вспомнилось мне, здесь, в этих стенах, соединялись все художественные русские силы; здесь, наряду с произведениями маститых профессоров, стояли первые опыты теперешней русской школы: гг. Ге, Крамского, Маковских, Якоби, Шишкина… Здесь можно было шаг за шагом проследить всю летопись нашего искусства, а теперь! Раздвоение, вражда!..».


Пять лекций о кураторстве

Книга известного арт-критика и куратора Виктора Мизиано представляет собой первую на русском языке попытку теоретического описания кураторской практики. Появление последней в конце 1960-х – начале 1970-х годов автор связывает с переходом от индустриального к постиндустриальному (нематериальному) производству. Деятельность куратора рассматривается в книге в контексте системы искусства, а также через отношение глобальных и локальных художественных процессов. Автор исследует внутреннюю природу кураторства, присущие ему язык и этику.


Кандинский. Истоки, 1866–1907

Книга И. Аронова посвящена до сих пор малоизученному раннему периоду жизни творчества Василия Кандинского (1866–1944). В течение этого периода, верхней границей которого является 1907 г., художник, переработав многие явления русской и западноевропейской культур, сформировал собственный мифотворческий символизм. Жажда духовного привела его к великому перевороту в искусстве – созданию абстрактной живописи. Опираясь на многие архивные материалы, частью еще не опубликованные, и на комплексное изучение историко-культурных и социальных реалий того времени, автор ставит своей целью приблизиться, насколько возможно избегая субъективного или тенденциозного толкования, к пониманию скрытых смыслов образов мастера.Игорь Аронов, окончивший Петербургскую Академию художеств и защитивший докторскую диссертацию в Еврейском университете в Иерусалиме, преподает в Академии искусств Бецалель в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете.


Пётр Адамович Валюс (1912–1971). Каталог

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.