Самоубийство Германской империи - [5]

Конечно, было ясно, что в гитлеровских планах империя, «границы которой включали бы всех до единого немца», должна была стать лишь трамплином для захвата чужой земли, что Судеты совсем не были «последним территориальным требованием» Гитлера и что он готовился к большому захватническому походу против России. В этом вопросе страх перед такой перспективой уравнивался широко распространенным страхом перед большевизмом в России. Гитлер повсюду выдавал себя и свой рейх за «бастион против большевизма». Правда, от бастиона против большевизма и до крестового похода против него был лишь один небольшой шаг, и этот бастион мог легко перейти в колонизацию России немцами, о чем Гитлер говорил совершенно откровенно. Многие на Западе утешали себя тем, что никогда пищу не едят такой горячей, какой она варится. Но могла ли небольшая Германия поглотить большую Россию, не получив по крайней мере расстройства желудка. Если бы Гитлеру однажды удалось уничтожить большевизм во всем мире, капиталистическая Европа не возражала бы против этого. Во всяком случае, успокаивало то, что угроза войны направлялась на Восток. В определенной мере Гитлеру были благодарны за то, что он вместо реванша против одержавшего победу Запада включил в свою программу захватнический поход против уже однажды побежденного. Востока. Ведь прежде всего все хотели мира для самих себя, а Гитлер именно это неустанно обещал.

Самым большим парадоксом новейшего времени является то, что, в то время как у западных победителей первая мировая война оставила глубокую травму, страшное воспоминание и большое желание — «никогда больше», у немцев, проигравших войну, — лишь гордые воспоминания о ней. В тридцатые годы Германия в отличие от европейского Запада была морально готова к войне. Это был самый крупный внешнеполитический козырь Гитлера, и он знал, как использовать его в полной мере.

Гитлер хотел войны лишь против России; другой войны он не хотел. После 1938 года он, видимо, не хотел войны и против Франции и, уж конечно, против Англии. Англия в свою очередь тоже не хотела войны против гитлеровской Германии. Напротив, начиная с 1937 года Англия активно стремилась к длительному миру с Германией, в котором нуждался и которого желал Гитлер как важнейшей предпосылки для осуществления своего похода на Восток. Но именно попытка достичь «умиротворения» закончилась войной — войной между Англией и Германией, которой не желала ни Англия, ни Германия и которая была для Гитлера ошибочной войной. Эта почти невероятная трагикомическая история до сих пор полна загадок.

Глава вторая Война против Англии — «ошибочная» война

Война между Германией и Англией, которая была объявлена в сентябре 1939 года, но в течение многих месяцев практически не велась, была «странной войной». Ее не хотели обе стороны; они к ней не готовились; у них не было направленных друг против друга военных планов. Никто из них не имел целей в этой войне [1].

Гитлер был далек от мысли стремиться ликвидировать Британскую империю, хотя на практике это и произошло в результате войны. Напротив, он мечтал о разделе мира между тремя империями, которые были бы тесно связаны между собой: заокеанской Британской империей, средиземноморской итальянской империей и восточной германской империей.

Англия в свою очередь также не думала о расчленении Германской империи, хотя оно и явилось одним из результатов войны. Более того, вначале она весьма активно участвовала в создании Великой германской империи путем присоединения Австрии и Судетов и была вполне готова помочь в присоединении Данцига.

Оба государства хотели не войны, а партнерства и сотрудничества между собой. Однако на условия партнерства и формы сотрудничества у каждого из них были свои собственные взгляды, которые оказались затем непримиримыми. И каждый думал, что он сможет навязать другому свои представления. До последнего момента обе стороны не верили, что из-за этого может начаться война, причем война настоящая, война не на жизнь, а на смерть. Обе стороны хотели обмануть друг друга: каждый надеялся, что другой наконец уступит. После объявления войны прошло более полугода, пока блеф стал горькой реальностью.

Гитлер хотел и требовал от Англии лишь «свободы рук на Востоке». Он полагал, что три великих империалистических партнера — Германия, Англия и Италия — не должны вмешиваться в имперские сферы друг друга, но пользоваться так называемым правом полной доверенности. Возможно, что он искренне верил в это и был готов безоговорочно одобрить все, что предпринимала Англия в Индии или Палестине, если бы Англия заняла по отношению к нему такую же позицию в Восточной Европе и Советском Союзе. Но здесь он трижды просчитался.

Первый просчет состоял в том, что, правда, не немецкая, но итальянская «сфера» в значительной степени пересекалась с английской, что ярко показал абиссинский кризис 1935–1936 годов. Встав в этом кризисе на сторону Италии и провозгласив «ось Берлин — Рим», Германия сама ухудшила отношения с Англией.

Еще более серьезным был второй просчет Гитлера: он недоучел того, что английская империя существовала уже давно и в ней даже начался процесс распада, в то время как Германия и Италия еще только собирались путем завоеваний стать империями. Едва ли есть в политике более глубокое противоречие, чем между сытостью и аппетитом, между защитником статус-кво и агрессором. Со стороны Гитлера было наивно ожидать, чтобы Англия заплатила высокую цену за готовность Германии не оспаривать того, что она уже имела. Она была готова на небольшое вознаграждение. За соглашение о соотношении флотов от 1935 года, по которому Гитлер отказывался от новой гонки вооружений на море, Англия проявляла терпение и даже оказывала скрытую помощь в освобождении Германии от военных ограничений Версальского договора, в новом вооружении Германии на суше и в воздухе и в ремилитаризации Рейнской области. Англия считала, что тем самым она достаточно компенсировала отказ Гитлера от проведения обновленной «мировой политики» Вильгельма. Если же Гитлер хотел большего, а именно безмолвного потакания или даже содействия Англии в осуществлении его планов территориальных захватов в Восточной Европе, он должен был за это заплатить больше, по крайней мере предоставить Англии право на участие в решении этих вопросов.