Самолет подбит над целью - [7]

Карлов снова бросил свой самолет в атаку. В азарте боя он забыл о простреленной руке. Он снижался почти до самой земли и в упор расстреливал большие, неуклюжие самолеты. «Как можно больше, как можно больше уничтожить, — сверлила мысль. — Вот этот еще не горит». Он доворачивал штурмовик и вонзал в уцелевший «юнкерс» длинные очереди трассирующих пуль.

Между тем небо все больше наполнялось серыми разрывами зенитных снарядов. По ним легко определялся путь, пройденный каждым штурмовиком в предыдущей атаке. Георгию показалось, что в этом множестве разрывов он видит и те, которые как бы пунктиром обозначали направление его заходов на цель.

В следующий, четвертый заход Георгий обрушился на зенитную батарею. Он не видел результатов этой атаки. Вспышки разрывов метались по земле вокруг замолчавших орудий.

Он сделал «боевой разворот». Стрелка высотомера быстро побежала по кругу и, постепенно замедляя движение, остановилась у цифры восемьсот. Высота — восемьсот метров. «Последняя атака», — подумал Георгий и перешел в пикирование.

Зенитный снаряд, посланный, видимо, другой батареей, разорвался впереди штурмовика, оставив в воздухе небольшое дымное облачко. Мгновение — и Георгий пронзил его своим самолетом. В нос полез дурманящий запах пороха. «Кажется, проскочил», — пронеслось в сознании. Он с силой надавил на гашетку.

«Я воробей одиннадцать. Сбор! Сбор!» — послышался в эфире призывный голос капитана Бахтина.

Карлов осмотрелся и только теперь заметил, что солнце уже успело выползти из-за горизонта.

Скрываясь от вражеских зенитчиков в солнечных лучах, штурмовики собрались в боевой порядок и легли на обратный курс. В строю было только шесть самолетов.

Карлов летел замыкающим и хорошо видел белый номер на хвосте каждого штурмовика. Не было самолета сержанта Долаберидзе.

— Доложите, кто видел, где Долаберидзе? — взволнованно запросил Бахтин.

Ответа не последовало. Увлекшись атакой, маневрируя в море зенитного огня, никто не видел, как подбитый штурмовик сержанта Долаберидзе после третьего захода, теряя скорость, потащился на юг, в степь, подальше от вражеского аэродрома.

— Доложите, что произошло с Долаберидзе? — повторил Бахтин.

Неожиданно Карлов всем своим телом почувствовал, как мелкой дрожью залихорадило самолет. Быстрым взглядом окинул он все приборы. Стрелка давления масла стояла на нуле. Холодок пробежал по спине летчика.

Тряска усиливалась. Стрелка температуры воды ползла по красной черте к цифре сто сорок градусов. Было ясно, что пробит масляный радиатор или бак.

— Воробей одиннадцать! Я двадцать первый. У меня барахлит мотор, — доложил Карлов ведущему.

За привычным потрескиванием в наушниках чувствовалось затаенное дыхание летчиков.

— Двадцать первый, выходите вперед, — приказал Бахтин.

Георгий дал полностью от себя сектор газа, и его самолет обогнал товарищей. Через минуту он увидел, как плотно прижались к нему друзья, увидел за боковыми форточками кабин их тревожные лица. Крыльями своих штурмовиков они как бы пытались поддержать его подраненную машину. Мотор терял силы. По повисшим на малой скорости самолетам Карлов ощущал убывающую скорость своего штурмовика. Из выхлопных патрубков потянулся сизый дымок. «Вряд ли дотяну до линии фронта».

Что-то хрустнуло в двигателе, и лопасти винта неподвижно застыли. Карлов успел только выключить зажигание.

Не выпуская шасси, прямо перед собой, он приземлился на снежной равнине. Самолет сначала плавно пополз по снегу, затем от резкого торможения летчика по инерции швырнуло вперед, и он ударился головой о приборную доску.

Карлов быстро открыл фонарь, отстегнув лямки парашюта, выбрался из кабины. Крылья штурмовика почти на метр врезались в слой рыхлого снега. Сквозь гул в ушах Георгий услышал звук моторов. Он запрокинул голову. Пять штурмовиков на малой высоте описывали над ним круг. А выше, словно стрижи, носились истребители прикрытия. Вот у одного штурмовика вывалилось шасси. Карлов понял, что кто-то из друзей решил произвести посадку, чтобы вывезти его! Георгию стало страшно. Приземление на колесах в такой глубокий снег грозило неминуемой катастрофой. Он скрестил над головой поднятые руки, что на языке летчиков значило — запрещено, выключено.

Но капитан Бахтин сам уже видел, как зарылись в снег крылья подбитого самолета, и по радио запретил посадку. Штурмовики пролетели над Карловым, покачали крыльями, прощаясь с товарищем, и взяли курс на северо-восток. От самолета Мордовцева отделился какой-то предмет. Это воздушный стрелок Светлишнев сбросил Георгию автомат, который всегда брал в боевой полет — на всякий случай.

Георгий смотрел на удаляющуюся группу штурмовиков, как вдруг над его головой проревел истребитель и, резко устремившись ввысь, сделал «восходящую бочку». На высоте около тысячи метров он медленно перевалился на крыло и безвольно начал терять высоту. На какое-то мгновение Георгию показалось, что истребитель сейчас врежется в снег, но у самой земли летчик вывел его в горизонтальный полет. Георгий успел разглядеть номер. Сергей Жуковский!

Выполнив прощальный вираж, Сергей полетел догонять товарищей. Лейтенант Карлов остался один в пустынной белой Сальской степи.