Самоцветное ожерелье Гоби - [35]

Камень утренней зари

«Красивые камни, как и цветы, всегда поднимают настроение».

В. А. Супрычев

«Белый коралл»

Слово «цагаан» (белый, белое) — одно из самых распространенных в монгольском языке. Если взглянуть на географическую карту Монголии, то можно без труда найти на ней десятки названий со словом «цагаан»: белые реки и озера, белые вершины и перевалы, белые урочища, колодцы и многое другое. Даже монгольский новый год, по лунному календарю, назван Цагаан-Сар — белый месяц, и встречают его на рассвете с пиалой, наполненной монгольской пшеничной водкой — цагаан-архи.

Цагаан — это священный для каждого монгола цвет. Это цвет символа Земли и всего прекрасного — цветка лотоса, это цвет традиционного монгольского жилища — юрты, цвет материнского молока, которым вскормлен весь мир…

Отсюда понятна давняя любовь монголов к камням белого цвета. Более всего ценился и ценится поныне цагаан-хаш — белый нефрит, чистый, непрозрачный, похожий на легендарный лотос. Почитался также и серовато-белый хорошо просвечивающий нефрит с влажно-масляным блеском — это нефрит цвета свиного сала или целебного тарбаганьего жира.

Белый нефрит, привозимый из Китая, использовался для изготовления мундштуков курительных трубок и табакерок для нюхательного табака. Тибетские знахари вытачивали из белого нефрита шары для медитации, ибо считалось, что белый нефрит своим мягким блеском, глубоким и спокойным тоном призван отгонять буйные страсти, вселять в душу покой и умиротворение.

О белом нефрите было много народных поверий. «Если тебя безудержно заносит куда-то, если в твое сердце закрались обида и злоба, — говорилось в одном из них, — не дай разгореться этим страстям. Возьми в свои ладони белый и скользкий, как свиное сало, цагаан-хаш, сожми его крепко, и он успокоит тебя». Недаром белый нефрит издавна называли «камнем спокойствия», олицетворяющим собой одну из заповедей Востока: «Не волнуйся и не спеши — дней в году много».

Среди девяти издавна почитаемых монголами драгоценностей три — белого цвета: это серебро, перламутр и жемчуг. Однако все они, кроме серебра, также привозились из соседнего Китая.

Найти белый самоцвет в Монголии было мечтой каждого геолога-самоцветчика, и усилий к этому прилагалось немало. В год желтой курицы известный в Монголии мастер-камнерез Чойнзон, придя в партию «Цветные камни», поведал о находке белого нефрита в местности Шарнохойт — в 180 км к северо-западу от Улан-Батора. Однако геологов там постигла неудача: вместо белого нефрита в Шарнохойте оказался белый халцедон. Внешне он был очень похож на нефрит — того же однородного белого цвета с хорошей просвечиваемостью. И запасов его на этом проявлении было достаточно, но камень не удался. Попытки изготовить из него традиционные табакерки и мундштуки были тщетны: из-за большой твердости, хрупкости и сильной трещиноватости камень «не давался». Сам мастер Чойнзон досадливо махнул на него рукой: заменить им нефрит не удалось.

Искали геологи и любимый на Востоке кахолонг, чистый и белый, как молоко. Недаром в одной из легенд говорилось, что кахолонг — это окаменевшие сгустки молока. Народные поверья связывали его с материнством; считалось, что он увеличивает количество молока у кормящих матерей и облегчает роды. Словом, это был истинно женский камень. Женщины Востока любят носить бусы из кахолонга, которые своей белизной хорошо гармонируют с их смуглой кожей и белоснежной улыбкой.

Минералоги называют кахолонгом фарфоровидный непрозрачный халцедон, или обыкновенный опал, подвергшийся дегидратации.

Происхождение названия этого красивого белого камня точно не установлено. Впервые название «кахолонг» появилось в Европе в 1801 г. и ошибочно считалось монгольским, означающим «прекрасный камень». Однако по-монгольски эти слова звучат иначе, а потому более убедительно их толкование, данное минералогом И. Валериусом: «В Калмыцкой земле, — писал он, — так, как и прочие голыши, кусками его находят при реке Кахе, как оную калмыки называют, а каменья у них слывут общим именем холонг, почему сей камень кахолонгом назван».

Но не только в «Калмыцкой земле» находили белый самоцвет. По сведениям академика А. Е. Ферсмана, хороший ювелирно-подарочный кахолонг добывался в россыпях Забайкалья. Из него делали резные изображения — геммы, использовали и для флорентийской мозаики.

Первые сведения о монгольском кахолонге содержатся в трудах академика П. Палласа, много путешествовавшего по разным провинциям Российской империи и сопредельным странам.

По утверждению П. Палласа, кахолонг в изобилии встречается в Гобийской пустыне. Однако, несмотря на столь авторитетное заверение российского академика, с кахолонгом монгольским самоцветчикам так же не везло, как и с белым нефритом. В различных частях Гоби нам попадались отдельные находки кахолонга, но сколько-нибудь заметных скоплений его, хотя бы небольшой «россыпушки», встретить не удавалось.

И вот тогда в партию «Цветные камни» снова наведался Чойнзон. Старый мастер прекрасно знал все приемы обработки камня, знал и любил камень, собирал сведения и заявки о новых находках и передавал их геологам. Его появлению всегда были рады, ибо он приходил с какой-нибудь новой идеей и непременно с «камнем за пазухой». На сей раз Чойнзон после принятого этикетом чаепития и неторопливого разговора о погоде и последних столичных новостях вытащил из потайного кармана дэла белый-белый камешек.