Самоцветное ожерелье Гоби - [32]

Это открытие вызвало огромный интерес специалистов. На ноин-ульских курганах побывали ленинградские ученые — археологи С. А. Теплоухов, Г. И. Боровка, а также известный минералог В. И. Крыжановский.

Владимир Иванович Крыжановский как специалист по драгоценным камням обратил внимание в ноин-ульских могильниках на изделия из самоцветов — зеленовато-голубую бирюзу, зеленый нефрит и сердолик. Какому народу и к какому времени следует отнести ноин-ульские находки?

Судя по орнаментам на сохранившейся китайской керамике, а затем и по лабораторным анализам, исследователи пришли к выводу, что ноин-ульский некрополь относится к ханьской эпохе (III в. до н. э. — I в. н. э.) и принадлежит хуннам.

Экспедиция П. К. Козлова послужила началом систематического изучения материальной культуры хунну на территории Монголии. В 50—70-х годах монгольские, советские и венгерские археологи открыли новые богатейшие памятники эпохи хунну. Монгольский археолог Ц. Доржсурэн продолжил начатые экспедицией П. К. Козлова исследования ноин-ульских курганов, а знаменитый советский ученый А. П. Окладников открыл богатый хуннский могильник на севере Монголии, у нынешнего города Дархана. Многочисленные хуннские курганы были открыты монголо-венгерской экспедицией в Хангае, на реке Хунну (Хуннуй-Гол), в Центральной Монголии, на территории Баянхонгорского и Булганского аймаков. Вот здесь и пересеклись наши геологические маршруты с маршрутами «искателей древности», как называло местное население археологов.

Мы искали тогда в Баянхогорском аймаке, в районе реки Сумбэрийн-Гол, нефрит. И хотя геологическое строение этого района никак не благоприятствовало такому поиску, тем не менее именно здесь на пашне местными аратами была найдена огромная (весом 152 кг) глыба нефрита. Да, это был настоящий нефрит теплого салатно-зеленого цвета с резкими пятнами болотного цвета и черными «мушками» хромита. Мне показалось сразу что-то знакомое, почти родное, в этой глыбе нефрита, найденной на монгольской земле. Такой нефрит был характерен для наших месторождений в Восточном Саяне. Помнится, как мы «прочесали» маршрутами район реки Сумбэрийн-Гол, изучили русловые валунно-галечные отложения, исходили все сопки, опоясавшие долину, стараясь раскрыть тайну появления нефрита. Все говорило за то, что в подобной геологической ситуации нефрит «родиться» не мог. И в то же время именно здесь была найдена эта загадочная для нас глыба. Откуда она? Как она попала сюда?

Разгадка пришла неожиданно. Бродя по долине Сумбэрийн-Гола, мы натолкнулись на древние могильники — херексуры. Каждый херексур представлял собой каменный вал высотой 0.2–0.3 м, имеющий форму круга диаметром 10–15 м. В центре круга иногда находились одиночные крупные камни в виде валунов или монолитов плитообразной формы, поставленных вертикально и хорошо заметных на местности. И сразу возникла мысль: а не является ли наша глыба нефрита памятником, установленным на могиле какого-нибудь вождя. Благодаря встрече с монгольскими археологами, «охотившимися» за памятниками гуннской эпохи, очень скоро это предположение подтвердилось. При просмотре находок из гуннских захоронений нас в первую очередь интересовали украшения из камня. Было интересно и важно установить, какие самоцветы использовались гуннами более двух тысяч лет тому назад и где они добывались. И вот первая неожиданность: среди гуннских украшений были встречены изделия из зеленого нефрита, точно такого, как глыба, найденная в долине Сумбэрийн-Гола. Откуда же, из каких месторождений, вывозился нефрит гуннами на территорию современной Монголии?

Ответ могли дать только лабораторные исследования найденного нефрита, а поэтому мы послали кусочки нефрита, отпиленные от глыбы, на определение в Иркутск. Ответ пришел быстро: по химическому составу и декоративным признакам «гуннский» нефрит был идентичен нашему, из саянских месторождений.

Кроме нефрита любимыми камнями гуннов были зеленовато-голубая бирюза, явно из месторождения «Эрдэнэтийн-Обо» («Гора сокровищ»), и наконец, сердолик. Вот тогда, просматривая изделия из сердолика — бусины круглой и продолговатой формы, подвески и какие-то «магические» амулеты сердцевидной формы, — на одном из амулетов, помнится, я обратил внимание на вырезанный знак треугольника.

Нет ли определенного родства между находкой камня с загадочными знаками из Забайкалья и этим, из гуннских погребений? Цвет камня был идентичен: и в том и в другом случаях сердолик имел характерный солнечно-желтоватый цвет. Чем можно объяснить любовь древних именно к желтому сердолику? Может быть, из-за сходства его по цвету с солнцем?

Любопытно, что в символике современного монгольского орнамента наряду с красным, голубым и белым цветом любимым является и желтый цвет, символизирующий любовь и радость. Отсюда и любовь монголов к самоцветам желтого цвета — янтарю, агальматолиту и гобийскому агату — чунчугнорову. И, возможно, от гуннов у них сохранилась любовь к золотисто-желтому полупрозрачному сердолику. В этом можно было легко убедиться, глядя на популярные у мужчин табакерки из шар мана (желтого сердолика), а у женщин — на сердоликовые бусы, перстни и серьги. Из желтого сердолика народные врачеватели делали шары диаметром 30–50 мм, которые использовали в сеансах медитации. И здесь, в степях Центральной Азии, сердолик сделался магическим камнем.