Само собой и вообще - [6]
А есть ли, собственно говоря, еще какое-нибудь запрещенное законом действие, за которое преступника не ожидает никакого наказания? Насколько я знаю, нет! В газете я прочел, что с родителями, бьющими своих детей, благоразумнее проводить беседы и с помощью психологов и социальных работников наставлять их на правильный воспитательный путь. О’кей, звучит отлично! Но почему никому из составителей законов не приходит в голову предлагать такое, если кто-то ворует, или водит машину в пьяном виде, или делает еще что-то незаконное? Почему его сразу же наказывают?
Мама часто говорит, что я слишком много думаю. На самом деле я наверняка думаю слишком мало, иначе бы уже разобрался, почему существует такая несправедливость и почему ее до сих пор не устранили. И я просто вообще не понимаю, почему большинство детей, которых я знаю, не бунтуют против этой несправедливости. Паули, например, безропотно принимает побои. Он даже делает различие между «заслуженными» и «незаслуженными» затрещинами. А когда я говорю ему, что побои никто не может «заслужить» и что ему не мешало бы расстаться со своим проклятым рабским менталитетом, он смотрит на меня так, будто я с луны свалился. Но мне-то легко говорить. Я даже в кошмарном сне не могу себе представить, что случилось бы с Паули, если бы он передал Бимсу подобное письмо от своего отца, а потом надворный советник Шайберль, наш директор, позвонил бы отцу Паули в офис и спросил, как же следует все это понимать.
Мой папа отреагировал потрясающе хладнокровно. И умно! Сперва, когда его секретарша сказала, что звонит надворный советник Шайберль, он страшно испугался. Решил, что с Карли или со мной случилось что-то ужасное. Под машину попали! Или упали в спортзале с колец и получили травму черепа! Поэтому он испытал огромное облегчение, узнав, что речь идет всего-навсего о письме. И что мы целы и невредимы! Папа сразу сообразил, что письмо наверняка написал я.
Но директору он ничего не сказал, только дал понять, что при написании письма был «в каком-то странном настроении». Папа не знал, о чем написано в письме, и поэтому не стал пускаться в длинные дебаты, отговорившись тем, что ему, к сожалению, нужно срочно идти на заседание правления. Директор не стал задерживать папу, а попросил его прийти в школу для отдельного разговора.
Но папа и не думает идти к директору. Он таких вещей, само собой, не любит. Просто вообще! Он ни разу не бывал на родительском собрании. Туда всегда ходит мама. Однако на сей раз маме в школе делать нечего. Ведь это не ее энергичная подпись гордо стоит под злополучным письмом.
Папа отговаривается тем, что если он пойдет к директору, то стопроцентно обнаружится, что письмо написано не им. Для моей же, так сказать, пользы он должен держаться от школы подальше. Чушь, конечно! С моим письмом все о’кей! Любой здравомыслящий отец мог бы его написать! Но мне все равно, пойдет папа в школу или нет. Только маму это очень напрягает. Из-за этого за завтраком разразилась дежурная ссора. Кончилось тем, что папа обозвал маму коровой.
А после Карли сказала мне: «Это ты виноват, что они поссорились!»
Я ответил: «Само собой, я просто вообще не виноват! Кто хочет поссориться, всегда найдет какой-нибудь повод! Если не из-за меня, так поругались бы из-за чего-нибудь другого!»
Но Карли это, конечно, не убедило. Она так и продолжает носить розовые очки и считает, что у папы и мамы нормальный брак, а немножко споров и ссор, само собой, просто вообще неотъемлемая часть всякой супружеской жизни.
Надо бы, в конце концов, отучиться от этих дурацких «само собой» и «просто вообще». Это совершенно бессмысленные слова. Но с другой стороны, все в нашей семье непрерывно их повторяют. Так мы хоть в чем-то похожи друг на друга. Уж лучше такая общность, чем совсем никакой!
Мама решила пойти в школу и поговорить с Бимсом. Затея совершенно дурацкая, но отговорить маму невозможно. А ведь из-за этого ей придется раньше положенного закрыть вязальный магазин. Или нанять кого-нибудь на это время. На поездку туда и обратно и на разговоры наверняка уйдет минимум три часа. А продавщице-помощнице мама платит сто шиллингов в час. Если бы я предвидел, что маленький розыгрыш с письмом в конце концов приведет к потере целых трехсот шиллингов, я не стал бы его затевать!
Утихни, боль! Этот день я долго не забуду! На перемене после второго урока я, как неистовый Роланд, помчался к приемной. Хотел дождаться, когда мама выйдет оттуда, и узнать, как все прошло. Но сбегая вниз по лестнице, я увидел, что мама только-только входит к доктору Бимсу. Это меня не удивило: она вечно опаздывает. Сначала я хотел вернуться в класс, а потом подумал: речь, в конце концов, обо мне, а раз так, то мне тоже надо быть в приемной!
И я пошел туда. Бимс, конечно, хотел сразу же меня выставить. «Приемные часы — для родителей», — сказал он. Я мягко и миролюбиво объяснил ему, что будет лучше, если мы прямо сейчас обсудим все втроем. Действительно ведь лучше! А то он начнет жаловаться на меня моей матери, мама пойдет домой и передаст его жалобы мне, я объясню ей свою точку зрения… А потом она наверняка снова пойдет в школу и передаст все Бимсу… Сколько ж километров можно так впустую набегать!
