Сами по себе - [80]

Картинка исчезла. Тема будто впитался в самого себя. Он лежал у стены, похожий на выброшенную ветошь. Он ничего уже не чувствовал снаружи, ничего не видел, он был занят одним — сердцебиением. Неожиданно оказалось, что обыкновенные сердечные сокращения, — а вместе с ними дыхание, кровообращение, нервная координация и вся остальная жизнедеятельность — требуют нечеловеческих усилий.

Он старался. Мышцы сокращались невпопад, некоторые уже только беспомощно подрагивали, вибрировали, дергались из последних сил. Сердце вдруг остановилось. Он попробовал еще раз вдохнуть и сладчайший ласковый воздух неожиданно и плавно втек к нему в легкие — и остался там, даже не успев по-настоящему окислиться.

Тема почувствовал облегчение. По крайней мере теперь не нужно было так невыносимо напрягаться, чтобы сохранять в движении остатки телесной механики. Он попытался пошевелиться, но не ощутил ничего — ни движения, ни его отсутствия.

«Глупо», подумал он, вспомнив про Веру, «всякий раз, как порисоваться захочешь, никогда ничего хорошего не получается. Никогда». Он вспомнил, как учил Кореянку Хо текилу пить и вместо соли насыпал на ладонь растворимый витамин «С» из аэрофлотовского пакетика.

Перед его глазами был теперь угол потолка и две стены, неторопливо заплывавшие по крям непроглядной, невидимой мглой. Он услышал шаги. Валентин Викторович наклонился над ним, словно в колодец заглянул.

— Готов, — сказал он удовлетворенно и как будто крышка захлопнулась у Темы над головой. Он остался один в кромешной темноте. Он двинулся было в сторону, но стороны не оказалось. Тема постоял и упрямо двинулся дальше, неизвестно на что рассчитывая.

Я умер, — подумал Тема, и в следующее мгновение пуля вылетела из пределов его воображения и очень отчетливо прошелестела в воздухе у него над плечом. Ксения Петровна промахнулась. Он наклонился, поднял пистолет, выпрямился и выстрелил Ксении Петровне в кружевную грудь. Вторая пуля, несмотря на то, что Ксения Петровна, как ей показалось, нажала на курок, по меньшей мере, пятнадцать раз подряд, так и осталась одновременно у него в голове и в патроннике ее небольшого пистолета.

Охранник бросился бежать.

Тема повернулся и выстрелил в Валентина Викторовича. Он снова промахнулся и попал в кофейный автомат. Из автомата ударила в потолок мощная черная струя.

Стул, на котором сидела Ксения Петровна, откатился от толчка к стене, ударился о стену и, крутясь, вернулся обратно к столу. В кружевах у Ксении Петровны расплывалась красная роза. Не поднимая рук, она ударилась грудью о край стола, запрокинула голову и упала подбородком в клавиатуру. Тема выстрелил еще раз. Валентин Викторович, как споткнувшийся танцор повалился в дымящуюся струю, опрокинул кофеварку и рухнул на пол. Тема обернулся к двери и, держа пистолет наготове, осторожно выглянул в холл.

Посередине холла, раскинув руки лежал охранник а над ним стояла Вера с доской в руках. Она ткнула охранника носком туфли в бок.

— Готов, — сказала она и бросила доску на пол. — Дай пистолетик посмотреть.

Тема протянул ей пистолет. Вера прицелилась в охранника.

— Оставь его в покое, — сказал неожиданно для себя Тема, приглядываясь к неподвижному охраннику.

Вера нехотя подняла пистолет и прицелилась в потолок. По потолку беззаботно бродила одинокая муха. Вера повела стволом следом за мухой. Тема заранее поморщился и принялся рассеянно закрывать жалюзи.

На низком подоконнике лежала распахнутая пластмассовая коробочка, внутри которой помещались две алюминиевые плошки с коричневыми тенями для век и поролоновая кисточка. Вмонтированное в верхнюю крышку зеркальце терпеливо отражало пустоту. Рядом лежала газета. «Красота спасает мир» — написано было крупными буквами поперек первой страницы и рядом, в правом верхнем углу, под заголовком «Беспредел» виднелась фотография убитого Харина. Тема наклонился к газете. «Ди-джойсы современной культуры», — попалась ему на глаза хлесткая строчка, — «озабоченные исключительно тем», — дальше он читать не стал. Красота безусловно спасает мир, — подумал он, в точности, дословно повторяя мысль, возникшую до этого в голове у Ксении Петровны — два часа назад, когда она взглянула мельком, оторвавшись от зеркальца, на газетную страницу, — но это в отвлеченном смысле, в литературном. Он еще раз посмотрел на обе фотографии. В жизни красота снисходительно щурится на нас в трудную минуту, как близорукий милиционер на дерущихся вокзальных калек. Это, конечно, была черта привлекательная в отношении красоты, особенно в понимании Ксении Петровны, которая, вообще, считала, что падающего нужно, если не толкнуть, то, хотя бы, сфотографировать в момент падения, но сейчас мысль, два часа назад возникшая у нее в голове, принадлежала Теме, который, в отличие от Ксении Петровны, почувствовал некоторую досаду. Одновременнно внутри него возникала, формировалась какая-то другая мысль, формировалась как бы телесно, ощутительно, подобно упражнению, танцу или пантомиме. Он огляделся по сторонам.

Вера, держа пистолет в высоко поднятой руке, вышла в ближайшую дверь.

За дверью был длинный прямой коридор, тускло освещенный тремя лампами дневного света. Она вошла в коридор и заглянула в одну из комнат. Это была картотека, плотно уставленная архивными стеллажами. В соседнем помещении помещался канцелярский склад, напротив него — небольшая кухня. На вешалке висела пара фартуков и внизу, под вешалкой стояли черные лаковые босоножки на высоком каблуке с пригласительно распущенными ремешками. Вера заглянула в дальнюю комнату, в самом конце коридора.