— Тебе не нравится? Боря, почему же тебе не нравится?
— М-м-м! Что ты! — Борька зажмурился и чмокнул губами: — Я бы за такую марочку… не то что двадцать рубликов — я бы полжизни отдал! Во! Во пальмочка!
— Вот видишь, а ты спрашиваешь, почему я ее не отдаю! — Стась сел на кровати, глаза у него возбужденно блестели, и он сам не знал, чему больше радуется: тому ли, что у него такая марка, или тому, что она понравилась Борьке.
А Борька распалился:
— Я бы такую марочку знаешь как? Я бы эту пальмочку — в рамку, и глаз бы с нее не спускал. Я бы ночью вставал и смотрел, не то что днем!
Стась широко улыбался, и его тоненькая шея вытягивалась над белым обручем из бинта и ваты.
— Дай, пожалуйста, альбом! — вдруг сказал он, решительно сжав губы.
Осторожно, чтобы не повредить ни один драгоценный для знатока-коллекционера зубчик, Стась вынул марку с красной пальмой. Мгновение он держал ее на ладони, а потом торжественно протянул Борьке:
— На, возьми… Я… я тебе ее дарю. Что же ты не берешь?
— Н-ну! И тебе не жалко? Двадцать же рублей, двадцать, Пипин!
— За нее больше можно отдать! — засмеялся и сразу поморщился Стась — горло и впрямь очень болело.
— Больше? Сколько же?
— Ты же сам сказал — полжизни! А я тебе за так отдаю. Бери.
— Чудак ты, Короткий! Я таких еще не видел. Тебе палец в рот положи — и то не откусишь.
— Зачем палец в рот? — удивился Стась.
Когда Борька ушел, забрав с собой в маленьком целлофановом пакетике красную пальму, Стась задремал, и ему привиделись целые пальмовые рощи на берегу моря, и листья на пальмах были красные…
III
После зимних каникул, в первый день занятий, Пипин Длинный сидел на подоконнике и демонстрировал одноклассникам новенькую авторучку, наполненную красными чернилами.
— Во, видали? Вниз опустишь — и сразу видно обезьянку на пальме, а переверни — и ничего нет. Здорово, правда? Классная ручка, вы такой никогда и в руках не держали! — Борька скорчил самую страшную гримасу, какую умел, и заложил ручку за большое, похожее на вареник ухо.
— Слушай, Пипин Длинный, тебе же такая ручка совсем не нужна! Ты и обыкновенной не много пишешь, — сказал кто-то из ребят, и все расхохотались.
— Но-но! — Борька грозно посмотрел на одноклассников, сжимая кулаки.
Но шутника спасло появление Стася.
Увидев его, Борька закричал:
— Короткий, привет! Иди скорей сюда! Я тебе ка-ак покажу одну вещь! А ну, смотри! Видишь — пальмочка? И обезьянка! Кра-асная! Это, брат, уже вещь, не то что марочка, а? Как ты думаешь? Вот так-то — пальму на пальму!
Стась оцепенел, ещё не совсем понимая, в чем дело. А Борька продолжал:
— Я дяде марочку, а дядя мне ручку. Правда, не этот… не транзистор, а все же! А ты думал, я ее правда — в рамочку? Думал? Признайся!
Борька захохотал, а Стась все еще стоял неподвижно и смотрел почему-то на сломанную пуговицу Борькиной куртки.
— Слушай, Короткий, ты что? — Борька вдруг перестал смеяться. — Я кого спрашиваю? Ты что, Короткий? Ты чего так смотришь? Отомри, слышишь? И не гляди… Чего он так смотрит?
Никто ничего не мог понять. Стась легко и равнодушно, словно это был не Борька, а стул, отодвинул его в сторону и пошел к парте, а Борька не шел, хотя уже прозвонил звонок, он стоял у окна и оторопело озирался:
— Что же это он, ребята, а? Это же только марка, это же просто марка, а он…
I
Сказать по правде, Марианна вроде бы и не мешала. Просто молча сидела на буме и смотрела, как мы тренируемся. Но когда эта девчонка усаживалась на бум, свесив ноги и уставясь прищуренными глазами на сетку, с нами начинало твориться что-то странное. Мы тогда бегали так, словно под пятками у нас трава горела, налетали на несчастный мяч, как на лютого врага.
Ребятам не хотелось, чтобы она сидела и смотрела. Валерик Ляхов сказал:
— Ну, Анка, будет. Целую неделю посидела на буме, а теперь поищи себе другое место! Ясно?
Мы все в классе называли ее просто Анка. Марианна — это ей вовсе не подходило. Марианна — ну, это должна быть красивая черноглазая девушка. А у Анки длинные, как у мальчишки, ноги, короткая юбочка и короткие волосы. Глаза она чуть прищуривает, как будто все время смотрит на солнце. И поэтому невозможно понять, какого они у нее цвета…
Когда Валерик сказал ей эти слова, она повела плечами и так вцепилась пальцами в деревянный бум, что косточки побелели.
— Нет, не ясно! И вообще… ребята, возьмите меня в свою «Комету»!
— Хо! Хо! Го! — Мы смеялись на разные голоса, но все вместе. — Девчонка — на футбольном поле?!
Марианна потянула меня за рукав:
— А я серьезно, без смеха, капитан! Возьмите меня в команду!
— Да что ты, Анка! Девчонок на рыбалку и то не берут!
— Почему?
— Да так! Не берут, и все. Говорят, улова не будет.
— Это точно! Девчонки не приносят счастья, — подтвердил Валерка Ляхов. — Гипноз, понимаешь?
— Глупости! — Марианна махнула рукой. — Я могу забить гол не хуже Веселовского.
— Болтай! — обиделся Валерик и дернул Марианну за рукав, словно собирался стащить ее с бума.
— Правильно! — кивнула головой Марианна. — Вы ведь иначе не умеете. Все проблемы — кулаками!
Мы все стали спорить, только Андрий Веселовский молчал. Он стоял в стороне, будто ничего не слышал, и подкидывал мяч.
