Самая высокая лестница - [23]

Я облегчённо вздохнул. Слон чуть не испортил всё дело. Ведь воспетый Крыловым слон появился в Петербурге ещё в XVIII веке. Но едва всё наладилось со слоном, как Мария Ниловна преподнесла мне новый сюрприз:

— Я была с отцом в библиотеке у дедушки Ивана Андреевича. Он же служил в библиотеке… У него был свой стол… Дубовый, с резными ножками. Он сидел…

— Вы видели его? — снова не выдержал я.

Хозяйка лениво подняла на меня свои холодные глаза:

— Полноте!.. Я видела библиотеку и столик…

Как это я не сообразил, что не могла она видеть Ивана Андреевича, который умер более ста лет тому назад.

— Дедушка умер в 1884 году. Он любил поесть. А тут подвернулись рябчики… Но вы об этом, наверное, слышали…

— Не-н-е-т! — вырвалось у меня.

Мне и в самом деле показалось, что я узнал об этом впервые, сейчас, с её слов. Она рассказывала так просто и обыденно, словно речь шла о нашем общем знакомом, который умер в прошлом году от заворота кишок. Но именно эта обыденность, окрашивающая каждое слово старухи, делала её рассказ неповторимо достоверным. Я жадно ловил каждое её слово, хотя всё, о чём рассказывала Мария Ниловна, мне было известно ещё со школьной скамьи.

Охваченный радостным чувством первооткрытия, я спросил:

— У вас не осталось книги деда… с дарственной надписью?

Мария Ниловна, кряхтя, поднялась, подошла к шкафу и вернулась с книгой, обёрнутой в газету.

— Вот… дарственная надпись, — сухо сказала она, протягивая книгу, при этом посмотрела на меня с вызовом: что ты ещё спросишь, батенька?

Я раскрыл книгу. На титульном листе крупными буквами было написано: «Дорогой Марии Ниловне, внучке великого русского баснописца Ивана Андреевича Крылова. От пионерской дружины седьмой железнодорожной школы».

Я изумлённо посмотрел на хозяйку.

— А по какой линии Иван Андреевич доводится вам дедом?

— Не знаю, — ответила хозяйка. — Я не спрашивала отца. Мне было-то тогда четыре года…

— Когда было четыре года?

Старуха не шелохнулась, словно не расслышала моего вопроса. Она сохраняла портретную неподвижность. Её крыловский взгляд устремился за пределы маленького домика с мальвовым палисадником в какие-то неведомые мне дали.

— Позволю себе вставить слово, — вдруг обратился ко мне мой спутник. — Когда Марии Ниловне вручали эту книгу, маленькая девочка, первоклашка, подошла к ней и сказала: «Здравствуй, дедушка Крылов!»

Старуха махнула в его сторону своей полной, тяжёлой рукой, и её глаза потеплели. А я воспользовался этим минутным потеплением и спросил:

— Как вы всё-таки узнали о своём замечательном родстве?

Внучка Крылова задумалась. Она думала, не обращая внимания на гостей. Она искала ответ на мой вопрос где-то в глубинах своей жизни. И это, видимо, стоило ей больших трудов.

— Мы с отцом ездили в Петербург к тётушке. Отец повёл меня в Летний сад. Вдоль аллеи стояли мраморные статуи. И я всё беспокоилась, что им, голым, холодно. Потом мы подошли к памятнику. В чугунном кресле сидел задумчивый старик. А у его ног — звери: осёл, козёл и косолапый мишка. Мне показалось, что старик спит, и я тихо, чтобы не разбудить его, спросила отца: «Кто это?» Отец ответил: «Это дедушка Крылов». Вот и вся история…

Я сразу представил аллеи Летнего сада, где прошло моё детство. Тёмные стволы старых вязов и клёнов с залатанными дуплами, подстриженный «под бобрик» газон. Пруд, Лебяжью канавку, где мы ловили колюшек. И памятник Крылову, который мы никогда не величали памятником, а называли просто «дедушкой Крыловым»: «Побежали к дедушке Крылову!» Мы играли вокруг него. А иногда забирались к нему на колени, и тогда сторожиха ругалась и прогоняла нас. Этот памятник и сегодняшние ленинградские детишки называют «дедушкой Крыловым». И все считают себя его внуками.

Детское заблуждение, которое сопутствовало Марии Ниловне долгие годы, окрашивало её жизнь тёплым романтическим цветом. И то, что природа создала её похожей на великого баснописца, усиливало, упрочивало её заблуждение. Она ни на что не претендовала, и вся её слава ограничивалась маленьким городком и пионерской дружиной седьмой железнодорожной школы.

Обо всём этом я думал, сидя на венском стуле в комнате, где так приятно пахло свежевымытыми полами, а за окнами покачивались стебли мальвы с лиловыми цветами-граммофончиками. И Иван Андреевич Крылов, сидящий за спиной своей самозванной внучки, был полностью на стороне её счастливого заблуждения, признавал её веткой своего дерева.

На обратном пути, оставляя следы в густой уличной пыли, я спросил своего очкастого чудака в потёртых штанах:

— Вы уверены, что она внучка Крылова?

Он посмотрел на меня поверх очков — в его взгляде засветилась ласковая ирония:

— Тут приезжал один учёный из Москвы. Всё допытывался: «А вы можете доказать своё родство с Иваном Андреевичем?» Тогда старушка обдала его непроницаемым крыловским взглядом и сказала: «Зачем доказывать? И так все знают…»

Вот и вся история.

Дети на деревьях

Вы слышали сказку о том, что дети растут на деревьях? Среди ветвей и листьев они набираются сил. Ветер качает деревья, а им только весело, детям. Им весело и смешно, и они ещё помогают ветру, добавляют качки. Придёт пора, и деревья осиротеют, дети перестанут быть детьми, спрыгнут на землю, упадут, как спелое яблоко. И уже нет возврата. Но человек до конца дней будет вспоминать свою веточку на дереве.