Самая высокая лестница - [11]

Только когда действие перенеслось под купол цирка, Верхолаз как бы очнулся от оцепенения. Глаза его загорелись. Он услышал музыку, увидел цветные огни и, наконец, зажил цирковой жизнью. Выступали воздушные эквилибристы. Они кувыркались в воздухе и выделывали трюки на качающихся трапециях. Казалось, они летают как птицы и просто снизу не видно их сильных крыльев. Если бы Верхолаз попал туда и расставил руки в стороны, он бы тоже полетел над цирком. Знакомый зуд пробудился в груди Верхолаза. Его потянуло ввысь. И пока шло представление, две силы боролись в нём: одна удерживала его на месте, другая, как пружина, толкала на манеж.

Кончилось представление. Все устремились к выходу. Стали галдеть, толкать друг друга, наступать на пятки. Верхолаз сидел на месте и смотрел в одну точку: две силы продолжали бороться.

К нему подошла учительница Нина Михайловна и, потормошив за плечо, сказала:

— Что ты сидишь?

— Иду! — ответил Верхолаз и продолжал смотреть, как заворожённый, в одну точку.

Нина Михайловна не заметила, что взгляд Верхолаза был прикован к узкой верёвочной лестнице, которая начиналась в центре манежа и пропадала где-то наверху, в тёмной сфере купола. Сейчас или никогда!

Никто не обратил внимания, как Верхолаз поднялся с места и, расталкивая ребят, устремился вниз. Он перешагнул через барьер манежа и подошёл к лестнице. Спокойно взялся за круглую деревянную перекладину, поставил ногу и оторвался от земли. Лестница была непривычно мягкой, пружинила под ногами и слегка раскачивалась из стороны в сторону. На ней было как-то жутковато. Но это не остановило Верхолаза. Легко перебирая руками гладкие перекладины, он устремился ввысь.

И тут его заметили.

Кто-то указал на него Нине Михайловне, и она закричала:

— Сейчас же вернись! Что ты делаешь?

Но было поздно. Верхолаз почувствовал близость родной стихии и, быстро перебирая деревянные перекладины, удалялся от земли.

Внизу царило смятение. Нина Михайловна выбежала на манеж и кричала:

— Вернись! Сейчас же вернись!

Но он не слышал её голоса. Не видел, как учительница машет ему рукой: вернись! Он двигался по ячейкам верёвочной лестницы к своей цели. Нина Михайловна смотрела ему вслед. С каждым шагом мальчик становился всё меньше, и казалось, что скоро он совсем исчезнет, навсегда перейдёт из земной стихии в стихию облаков, птиц и воздушных змеев.

И тут произошло неожиданное: Нина Михайловна, маленькая, седая женщина, ухватилась за перекладину лестницы и полезла вверх за своим учеником. Зрители, не успевшие уйти, замерли на полдороге: два человека лезут по верёвочной лестнице, чтобы под куполом цирка показать непредусмотренный программой номер. Почему же не светят прожектора и весёлый цирковой оркестр не играет галоп? В цирке установилась напряжённая тишина, как перед исполнением самого трудного номера…

Верхолаз не оглядывался и не видел, что следом за ним взбирается учительница. Только чувствовал, как вздрагивает лестница — самая высокая в его жизни. А учительница спешила. Тяжело дыша, стараясь не смотреть вниз, она поднималась всё выше и выше, не отставая от маленькой фигурки Верхолаза. Она не думала об опасности и не рассчитывала свои силы. Ею двигало одно чувство: догнать, заслонить собой, обезопасить. Так они карабкались по верёвочной лестнице — ловко и решительно каждый к своей цели.

В это время в напряжённой тишине раздался спокойный мужской голос:

— Эй, на лестнице, держись крепче!

И лестница стала медленно опускаться. Она как бы превратилась в лифт, который с заоблачного этажа плавно спускался вниз. Круги кресел плыли навстречу. Стали различимы лица людей. Учительница закрыла глаза, из последних сил держась за шершавые верёвки. А Верхолазу казалось, что над ним не круглый свод цирка, а огромный купол парашюта, и он держался за верёвки, как за стропы. Верхолаз воспринимал всё сквозь какой-то вязкий туман: голоса людей слились в один голос. Он и не запомнил слов, которые наперебой звучали над его ухом. Только понял, что Нина Михайловна тоже зачем-то лазила под купол цирка. В памяти ещё осталось ржание лошади, которое донеслось из цирковой конюшни, и крепкая рука, которая сжала его руку и повела сквозь толпу любопытных. Потом оказалось, что это была рука Нины Михайловны.

Они шли рядом по мокрой дорожке бульвара, на которой рябили припечатанные дождём жёлтые листья. Учительница всё ещё держала Верхолаза за руку, словно боялась, что, если отпустит, он снова рванётся ввысь. Рука была крепкой, но слегка дрожала. Они шли молча, и дождь мочил им плечи. Они прошли полбульвара, прежде чем Нина Михайловна заговорила:

— Я в детстве собиралась стать артисткой цирка.

Верхолаз резко повернулся к своей спутнице и выкатил на неё глаза.

— Честное слово, — сказала она, — я училась в цирковом училище. Но один раз оступилась и… упала.

Через несколько шагов она сказала:

— Вот стала учительницей. Тоже хорошая работа.

— Сломали ногу? — спросил Верхолаз.

— Нет, — учительница покачала головой, — хуже. Я стала бояться высоты.

Всё, что говорила Нина Михайловна, никак не укладывалось в голове Верхолаза. Но последние слова поразили его ещё больше. Он вдруг представил себе учительницу на узкой верёвочной лестнице, которая раскачивается под куполом цирка.