Самая страшная книга. ТВАРИ - [27]

Черный дым сплетается над пустырем. Слышу голос со стороны закусочной, оборачиваюсь – это бежит Степанида. И зачем она вылезла? Неужели не увидела, что я погнался за ключами, неужели думает, что глупый пес гоняется за вороной играючи? Дым вытягивается в тонкую нить, которая одним концом бьет старуху сверху, а потом вся черная масса накрывает ее.

Забываю обо всем и с диким лаем бегу обратно. Ворóны тут же разлетаются, я успеваю цапнуть лишь одну за лапу и приложить о бетонные ступени.

Все равно опоздал. Старуха лежит раскинув руки. Глаза удивленно смотрят в небо. Я вылизываю еще теплое лицо. Я облажался.

В закусочной остались только дети и я. У меня нету рук, чтобы вести машину, нету голоса, чтобы говорить по телефону с человеческими службами. Град над нашими головами снова усиливается, а еще появляется стук за дверью. Два удара. Молчание. Коротко лаю. Молчание. Снова два удара.

– Кто-то пришел! – подскакивает Ната. – Это за нами!

Принюхиваюсь – не пахнет там человеком. Это запах гниющего на солнце мяса, запах осыпающейся под когтями штукатурки, запах копошащихся опарышей, но это не запах живого человека. Рычу, пока Ната не отступает, поняв, что за дверью не спасатели, а кто-то другой.

– Тук-тук. Кто там? – говорит голос за дверью. Фальшивый, высокий и скрипучий. Снова два коротких удара.

– Потьтален петькин, плинес нам письмо, – лопочет Михась.

Чертовы умники. Ведь могут подражать людям!

– Тук-тук, – повторяет голос за дверью.

Лаю. Долго. Очень долго, пока не начинаю хрипеть. По ту сторону раздается каркающий смех, следом удаляется хлопанье крыльев.

Я кладу лапы на подоконник и смотрю в окно. Вороньё собралось на пустыре перед закусочной. Переговариваются, косятся на дверь, деловито отрывают куски от мертвяков. За ними трасса, по которой проносятся редкие машины, зачастую нагруженные вещами. Рядом с трассой растянут баннер «Спасибо, приезжайте к нам еще!», его растяжки висят низко над землей. Настолько низко, что только ухвати одну – и потянешь за собой весь транспарант.

А говорят, собаки неспособны к абстрактному мышлению. Сажусь у двери и начинаю скулить, словно прошусь в туалет.

Ната долго не решается открыть, но через какое-то время сдается. Есть какой-то страх у людей, что собака нагадит в доме, хотя порой люди и не такое позволяют себе.

Мне наплевать на вороньё, наплевать на ключи, я бегу к трассе. Птицы провожают меня равнодушным взглядом, ведь их основная цель – люди, и сейчас у ворон нет ни малейшего подозрения, что на уме у туповатого пса. В этом основная проблема умников – они недооценивают других.

Долго ждать не пришлось. На горизонте появляется черная точка – приближается машина.

Стоит мне потянуть веревку баннера, как она лопается. Рву зубами и лапами простреленную пылью ткань.

Черная точка становится ближе, обретает форму.

Бегу через дорогу с обрывком баннера, ветер расправляет его, и поперек шоссе трепещет надпись «Спаси…».

Теперь остается ждать. Автомобиль гудит, мне страшно, но я держусь на ногах, вцепившись в ткань. Кажется, он немного притормозил, но совсем чуть-чуть.

Вас когда-нибудь били кирпичом? Рывок баннера из пасти оглушает меня, как удар кирпичом по морде. Я качусь на обочину и скулю.

В пасти вкус крови, зубов у меня существенно поубавилось.

Слышу, как жужжит мотор. Машина пятится назад. Из окна высовывается борода. Большие подозрительные глаза глядят на меня. Не подозревал, что пес умеет чуть больше, чем выпрашивать крошки со стола?

Но моя собачья интуиция подсказывает, что за подозрительностью, удивлением и недоверием скрывается тот, кто готов прийти на помощь.

Вскакиваю, забыв про боль и кровоточащую пасть: скорее показать, где нужна помощь!

Бегу обратно к закусочной, иногда поворачиваюсь и призывно лаю. Машина неуверенно ползет за мной. Когда она оказывается напротив покойников, я слышу из салона пару крепких выражений, которые не использовал даже Па, когда я таскал стельки из его блестящих туфель.

На подходе к цели понимаю, что опоздал. Ворóны перестали закидывать крышу камнями и столпились у прорехи. Ее саму я, конечно, не вижу с земли, но слышу их нетерпеливое карканье, чувствую, что они уже внутри.

Еще раз лаю водителю, а потом прыгаю в дверь, вышибая ее лбом.

Черный дым заполнил собой помещение. Из дыры в потолке появляются новые ворóны. И все они кричат. Громко, скрипуче.

Нюх улавливает запах крови, не моей – чужой. Алый след тянется по полу. Иду по нему и упираюсь в печь. Там за массивной заслонкой кто-то скулит. Копаю шершавый металл.

– Барон – это ты? – Тонкий голос по ту сторону.

Гавкаю в ответ.

– Михась, ты слышал? Это Барон!

Заслонка со скрежетом отползает, на меня глядят две пары напуганных глаз.

Хлопанье крыльев за спиной, удар по затылку выводит меня из равновесия, но я быстро прихожу в себя, разворачиваюсь и не глядя смыкаю челюсти на шее напавшей. Тут же получаю еще два удара. Тесня друг друга, ворóны ныряют ко мне так, что я оказываюсь внутри птичьего шара. Неважно где верх, а где низ. Я бью и не вижу своих лап, это уже новые конечности, состоящие из боли, крови и перьев; зубы не знают ничего, кроме хруста. Я сам становлюсь черным дымом. Низкий гул наполняет меня. Холодею и проваливаюсь в него.