Самая счастливая, или Дом на небе - [22]

Проснулись засветло от холода, но не успели запалить костер, как показался Табалаев. Он шел вдоль берега с удочками и садком из прутьев. Поравнявшись с нами, поздоровался, стал складывать в лодку снасти. Мы тоже отвязали свою плоскодонку. Табалаев ухмылялся, поглядывал на нас, что-то бормотал о хорошей погоде; он не подозревал про наш отчаянный план, а мы делали вид, что просто хотим половить с лодки. Налетел ветер, гладкая поверхность озера сморщилась и задрожала. Оттолкнувшись от берега, Табалаев пожелал нам удачи и повернул в сторону. Увидев, что мы тоже разворачиваемся, нахмурился и налег на весла.

На середине озера Табалаев остановился и стал разматывать удочки. Мы нахально встали в пяти метрах и тоже приготовились удить. Было ясно — Табалаев нарочно остановился на глубине, чтобы не показывать свои места, а мы ждали, как он будет выкручиваться из ситуации; сдаваться мы не собирались и запаслись бесконечным терпением. Табалаев несколько раз перекидывал удочки, но на них ничего не было. У нас тоже не клевало. А солнце уже поднялось высоко над горизонтом. Наконец, Табалаев не выдержал: подъехал к камышам и начал что-то нащупывать в воде. Мы привстали. Вначале показался край сетки-верши, потом сильно плеснуло, и в руках у Табалаева сверкнул огромный лещ, потом еще один. Выбрав рыбу, «великий рыболов» опустил вершу, посмотрел на нас и усмехнулся.

— Вот так, молодые люди. А иначе нельзя. Вывелась вся крупная рыбица, а та, что осталась, жуть как осторожная… А удочки для отвода глаз, поняли? Но смотрите, никому ни-ни…

Стало жарко. Поплавки наших удочек отнесло в сторону и они затерялись в осоке. Мы сидели в лодке и никак не могли осмыслить стариковскую хитрость. Отягощенные увиденным, назад плыли молча, плыли в опрокинутом небе, прямо по облакам.

Озера Займищ! Озера-блюдца, соединенные протоками — прозрачные воды, плавающие острова с живописными травами… До сих пор я помню запахи влажного песка, прибрежных ив, ракушек; перед глазами проплывают серебристые плотвички с ярко-красными плавниками, над водой висят стрекозы с сетчатыми крыльями… А какие колоритные деревни были на косогорах! Страшно подумать, что ничего этого уже нет. Все исчезло под водой, после того, как построили гигантские плотины. Кое-где в затопляемой местности даже не удосужились разобрать дома, спилить деревья, отловить и вывезти зверей… Теперь на месте Займищ бескрайняя акватория, из которой торчат мертвые верхушки деревьев, как памятники экологической катастрофы. В солнечные дни с пароходов сквозь толщу воды видны погибшие деревни, купола церквей. Волга теперь мутная, с пятнами мазута, в ней редко встречаются лещи, а стерлядь можно увидеть лишь в краеведческом музее… А была Волга сине-желтая, с песчаными островами…

Мы со Славкой все время пропадали на Волге: ловили голавлей в затоне, плавали к плотам. Домой прибегали лишь к обеду да и тот съедали на ходу и снова мчали к волжскому обрыву, прыгали в глубокий песок и бежали по берегу, усыпанному хрустящими ракушками, в Шалангу. Не было лучшего места на свете! Там над обрывом в зеленом шуме тополей не смолкая кричали птицы, и солнце хлестало по волнам и слепило, отражаясь от воды, как от зеркала. Там буксиры тянули баржи, а на фарватере встречались трехпалубные пароходы, приветствовали друг друга гудками и шли дальше, не останавливаясь на нашей пристани. Там у старых свай в луже расплавленного дегтя лежала плоскодонка — мы ходили на ней, представляя себя пиратами.

Вставали на рассвете, когда дрожала листва деревьев и высоко белела луна; отвязывали лодку и, отталкиваясь веслами о дно, скользили по мелководью. Вода просвечивалась насквозь: на песчаном дне, как драгоценности, сверкали створки моллюсков и стайки мальков неподвижно держались против течения. Мы выходили к месту, где на дне колыхались травы и лежал ржавый якорь, похожий на мертвого осьминога. В том месте пологое дно обрывалось и дальше темнела «чертова яма». На ее поверхности крутились водовороты — бешеная вода даже в жару была холодной. Говорили, в яме бьют подземные ключи и что они сводят ноги и затягивают в воронки. У «ямы» мы забрасывали в воду сеть. Пользоваться сетью запрещалось, но какой подросток не хочет столкнуться с опасностью?!

Недалеко от Шаланги находился острова Маркиз, где по словам рыбаков водились целые косяки рыб, но на острове жил бакенщик Макар, гроза браконьеров. Мы решили подплыть к острову и забросить сеть с наступлением темноты…

Стерляди попалось много, и, пока ее выбирали, пошел дождь, по воде захрустели тугие плети. Мы уже повернули к берегу, как вдруг послышалось тарахтение мотора и по воде стал шарить луч прожектора; скользнул по нашей лодке и замер. Мы неистово гребли, стараясь уйти с освещенной поверхности, но сноп света точно прилип к лодке и слепил сквозь сетку дождя — мотобот приближался. Внезапно наша посудина накренилась и, зачерпнув бортом, стала быстро погружаться.

Мы плыли в темноте. Течением сносило куда-то в сторону. Я несколько раз хлебнул воды и меня тошнило. Потом отяжелели руки и я стал сдавать, но рядом плыл Славка и кричал, что до берега осталось немного…