Самая простая вещь на свете - [64]

Шрифт
Интервал

— Зачем показывать? — весело откликнулась Наташка. — Мы сейчас всего этого нарвем и будем салат делать. А ты пока мужиков в баню веди, а то прогорит, нам не останется.

— Да-да, — спохватился Володя и, подхватив бак, затрусил в глубь участка.

Друзей у Володи было немного, всего двое, но зато это были друзья с детства, а значит, настоящие. Их дружба началась в трехлетием возрасте, здесь, на дачах. В те далекие времена участки были голыми и пустынными, дома только строились и из земли торчали тонкие, как прутья, молодые деревца. Но трехлетним владельцам дачной недвижимости эта поросль казалась непролазными джунглями. Они носились с одного участка на другой, восхищенные свободой, друг другом и ощущением надвигающейся жизни. Детство казалось бесконечным. Уже выстроили в округе дома, поднялись деревья, и загустела зелень в садах, а друзья все еще гоняли в футбол и ловили в пруду головастиков. А потом, вдруг, детство кончилось, оборвалось, как показалось Володе, на самом взлете этой прекрасной поры. И оборвал его один из лучших друзей — Толян. Однажды он вторгся в их девственный мир со своей ранней любовью.

Володя и Саня обиделись. Они узрели в поведении Толяна измену и дулись до тех пор, пока и Саня не попал в эту прекрасную западню. Толян долго баламутил дачное общество, сотрясая своей любвеобильной натурой семейные устои и соблазняя непорочных девиц, пока вдруг, неожиданно для всех, не остановил свой выбор на бледной и скучной однокурснице в очках. Саня же оказался однолюбом: он женился на своей первой любви. Так что уже на первом курсе института бобылем оставался только Володя.

Саня и Толян учились в университете, они были способными, а Володя звезд с неба не хватал. «Зачем они мне, звезды эти, — думал он. — Мне бы здесь, на земле, управиться». Институт он закончил самый заурядный — и то, чтобы не расстраивать маму, но в силу добротности своего характера крепко овладел знаниями, необходимыми для хорошего прораба, коим впоследствии и работал, год от года все больше осваиваясь в профессии и зарабатывая нешуточные деньги. Наташка влетела в его жизнь неожиданно, как птичка в открытое окно, и с этого момента он был озабочен только одним: как бы она, не дай бог, не вылетела обратно на свободу. Он любил ее постоянно. Днем и ночью, дома и на работе, ни на минуту не забывая о своем счастье.

Наташка окружала его веселой заботой. Она с первых же дней растворилась в нем полностью, без остатка, как будто и не было двадцати пяти лет самостоятельной жизни до замужества. Постепенно поняв, что жена от него никуда бежать не собирается, Володя успокоился и совершенно заблаженствовал. К этому моменту его друзья один за другим развелись. Толян не выдержал ограничений, которые накладывала на его независимую натуру семейная жизнь, а Саньку жена бросила, сбежав к соседу по даче и прихватив с собой общего сына, в котором Санька души не чаял. Оправиться от удара ему помог деревенский священник, и Саня, как человек, впервые уверовавший в Бога, долгое время не мог говорить ни о чем другом в надежде обратить и друзей на путь истинный. Так что в семейных водах Володя теперь остался один. И, как тихоходный катерок, медленно и упрямо тащил вверх по реке волшебный груз своего счастья.

Банька была маленькая, но жаркая. Ее деревянное нутро уютно освещалось светом тусклой лампы.

— Если в раю вот так, то я согласен пребывать в нем, — заявил Володя, блаженно нахлестывая себя веником.

— Да кто тебя туда приглашает? — усмехнулся Саня. Он лежал на верхней полке, растянувшись во весь свой необыкновенный рост, а длинные и узкие, как у зайца, ступни упирались в горячую стену. — Пару поддай.

— Только что поддавали, нельзя, зальем, — деловито вмешался Толян, распаренный и подобревший.

— Эх, мужики! — Володя спустился с полки и, зачерпнув крохотным чугунным черпачком душистой смеси, плеснул ее на камни. Баньку заволокло мятно-эвкалиптовым дурманом. — У каждого человека есть свое культовое место, — продолжал он, опять устраиваясь на полке. — У Санька — церковь, у Толяна — его кафедра в университете, а на меня здесь благодать нисходит. Я как заберусь сюда один, и знаешь, какое чувство? Я и бог, и больше никого.

— Ну и место ты выбрал для встречи со всевышним! — хохотнул Толян.

— Так ты же в бога не веришь, — серьезно заметил Саня.

— Это я в твоего бога не верю. А так…

— Ты так говоришь, как будто я — единый и безраздельный владелец какого-то особого бога. Да пойми ты — нету такого! Бог у всех один.

— Сань, давай не сегодня, а? — перебил его Володя. — У меня же все-таки день рождения.

— Жалко мне тебя, — вздохнул Саня.

— Давай ты меня с завтрашнего дня дальше жалеть будешь, а сегодня мы отдохнем.

— Я выхожу, — заявил Саня. — Сейчас под душ, а потом пивка холодненького! — Он радостно скакнул к двери и взялся за ручку, но та неожиданно рванулась из его рук. Дверь распахнулась, и Саня, отлетев назад, уселся прямиком на Толяна.

— Ты чего? — возмутился тот, пытаясь приподняться.

Голый Саня, смешно растопырив ноги, таращился на дверь. На пороге, расперев обеими руками дверной проем, застыла Нинель. Вид у нее был страшный: не по-дачному нарядная одежда испачкана в грязи, в растрепанных волосах какой-то мусор, на лице — настоящее отчаяние.


Еще от автора Эра Ершова
В глубине души

Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.


Рекомендуем почитать
Бич

Бич (забытая аббревиатура) – бывший интеллигентный человек, в силу социальных или семейных причин опустившийся на самое дно жизни. Таков герой повести Игорь Луньков.


Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Синдром веселья Плуготаренко

Эта книга о воинах-афганцах. О тех из них, которые домой вернулись инвалидами. О непростых, порой трагических судьбах.


Чёртовы свечи

В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.


Ловля ветра, или Поиск большой любви

Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.


Полет кроншнепов

Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.