Самая простая вещь на свете - [62]

— Тьфу ты, совсем на старости лет сбрендила! — сплюнул Володя, не в силах наблюдать, как жена хнычет и унижается. — Спроси, «девятка» ее пса устроит?

— А как же ты? — прошептала Наташка, закрывая трубку рукой.

— Черт с вами, я на «Оке» поеду.

— Нин, Володя мне свою «девятку» дает! В «девятке» не укачает? Ну все, жди! — она положила трубку.

— Сдалась тебе эта стерва! — проворчал Володя.

— Володечка, тебя как мама учила? О людях нельзя говорить плохо.

— О людях нельзя, а о ней можно. Езжай осторожно, у тебя в багажнике кастрюля с шашлыком.

Наташка радостно запрыгала по комнатам, на ходу насвистывая и напевая.

«Смешная она у меня», — подумал Володя и добродушно покачал головой. Они были женаты вот уже семь лет, а он все никак не мог опомниться от радости, что эта веселая и легкая красавица досталась ему, заурядному и простоватому тюфяку.

Наташка держалась за рулем красиво, как умелый наездник в седле. Новенькая «девятка» требовала торжественной осанки, не то что мятая, похожая на пивную банку «Ока».

Рядом на сиденье расположилась Нинель. Прозвище Нинель должно было хитроумно указывать на несоответствие Нинкиных амбиций и ее незамысловатой, простецкой сути. Но Нинка не желала понимать тонкого подтекста и, относясь к изящной французской интерпретации своего имени буквально, так и представлялась — Нинель.

Амбиции у Нинки появились недавно: она устроилась работать на телевидение и стала как заклинание повторять: «Мы творческие люди».

На просторных Нинкиных коленях самозабвенно дремал очаровательный таксик Степа. Его уши свисали, как два бархатных лоскутка; короткие и кривые, как у самовара, ножки подпирали длинное атласное тельце, которое заканчивалось хвостиком-сабелькой. Брюшко было украшено довольно крупным детородным органом, тоже сабелькой, только повернутой в другую сторону.

— Слушай, Нин, а он, когда гуляет, этим делом до асфальта не достает? — поинтересовалась Наташка и потянулась за сигаретой.

— До асфальта не достает. А вот по снегу мы с трудом ходим.

Наташка хихикнула и нажала на кнопку электрической зажигалки.

— Наташ, в машине не кури, — попросила Нинка. — Он этого не любит.

— Кто? — удивилась Наташка.

— Степа. У него на дым аллергия. Чихать начинает.

— А-а… — Наташка сунула незажженную сигарету в пепельницу. — Жалко, — вздохнула она, — сигаретка в «девятке» — это шикарно!

— Нам все равно скоро останавливаться.

— Зачем?

— Ему прогуляться нужно, а то у него голова закружится. Тогда и покуришь.

Наташка искоса взглянула на песика: его добродушная мордочка безмятежно вздрагивала во сне. «Ничего у него не кружится», — подумала Наташка и, повернувшись к подруге, спросила:

— Как дела у Ирки?

— Вчера из больницы привезли, — ответила Нинка и нахмурилась.

— Господи, что произошло? Рассказывай!

— Позавчера Сашка приходит с работы, лезет за чем-то к Ирке в карман и находит пачку сигарет.

— Сколько ей? Четырнадцать?.. — поинтересовалась Наташка. — Рановато…

— Вот и Сашка так же подумал и не нашел ничего лучше, как дать ей по физиономии.

— О господи! Да разве так можно?..

— Вот и я говорю — нельзя. Она у нас к таким методам воспитания не привыкла. Но ты же знаешь, у мужиков рефлексы. Дремучие существа!

— Ну, а она что?

— А она закрылась в ванной и сожрала все таблетки, которые были в аптечке.

— Как все? — ахнула Наташка.

— Ну, не все, конечно, но достаточное количество, чтобы на тот свет отправиться. Хорошо хоть вовремя заметили.

— А как заметили?

— Смотрим, полчаса не выходит из ванной, час… Постучали — никакого ответа, и тишина такая зловещая, ну, ни шороха, понимаешь? Тут Сашка очухался и давай дверь ломать.

— Ну?..

— Ну, сломал. Ирка на полу лежит без сознания. Врач приехал, говорит — еще бы полчаса, и конец.

— А что же вы так долго ждали?

— Да Сашка характер велел выдерживать.

— Выдержали?

— Выдержали. А Ирку в больницу увезли на «Скорой».

— Та-ак… А ты чего?

— А я сдуру в ее дневник полезла. Хотела понять, чем моя дочь дышит.

— Почему сдуру? Я бы тоже полезла.

— Наташ, я тебя заклинаю, — вдруг заполошно вскинулась Нинка. — Когда твоя Верочка подрастет, не делай этой глупости! — Нинель встревоженно смотрела на подругу.

— Почему? Что случилось-то? Что ты там отыскала?

— Все!

— Как все?

— Вот так. Хочешь, прочитаю? Он у меня с собой, дневник этот проклятый.

— Давай…

Нинель полезла в сумку и достала маленькую розовую книжечку в детском лаковом переплете.

— «13 апреля 1998 года», — прочитала она.

— Так это же год назад было!

— Вот именно. Значит, ей тогда тринадцать только исполнилось. «Светка говорит, что ей повезло с родителями, — продолжала читать Нинель. — По-моему, врет! Нет, конечно, если удачей считать, что они ее не бьют и кормят, то я тоже счастливчик. Господи! Скорее бы восемнадцать… Я прямо в день рождения из дома уйду! С утра. До вечера не дотяну.

28 апреля 1998 года.

Верка обхаживает моего Лешечку. Хочет у меня отбить. Для нее главное не чувства, а победа надо мной. Дура! Да я ей его и так отдам. Надоел.

11 мая 1998 года.

Сегодня встречаюсь с Габо. Он черный, как африканская ночь. Жутко и интересно».

— О господи! — ахнула Наташка. — И это в тринадцать лет! А ты что же, ничего не замечала?