Самая прекрасная земля на свете - [27]

— А Армагеддон — он какой будет? — спросила я.

— Это будет величайшее событие в истории, — сказал папа, голос его звучал спокойно и добродушно. Он глубоко уселся в кресло и вытянул ноги.

Я поднялась на колени.

— А громы и молнии будут?

— Возможно.

— А землетрясения?

— Может быть.

— А град пойдет, а огненные шары будут кататься по улицам?

— Бог все свершит так, как сочтет нужным.

— Но ведь это довольно странно, правда? — сказала я. — Убить столько людей…

— Ничего странного, — ответил папа. — Ты же помнишь, их уже много лет пытаются предупредить.

— Ну а если один-другой не услышали предупреждений? — спросила я. — Не по своей вине? Ну, если, например, они не слушали, потому что кто-то сказал им не слушать? Бог их простит?

Я посмотрела на свою картинку. Лицо ангела было строгим. На руках буфами выступали мускулы. Вид был такой — не простит.

— Господь способен читать в сердцах, Джудит, — сказал папа. — Наше дело — предоставить все эти вещи Его воле.

Когда он мне это напомнил, мне стало легче, и я продолжила рисовать ангела. Закончив, я показала его папе.

У ангела были голубые глаза и волосы как солнце. Одной ногой он стоял в Египте, а другой — в Алжире.

— Это Великая Рифтовая долина, — сказала я на случай, если папа не заметит.

Папа сказал:

— Замечательно. — А потом сказал: — А почему ангел обеими ногами стоит на земле?

— Что?

— Он должен одной ногой стоять на море.

— Правда?

Я открыла Откровение, 10-ю главу. Папа оказался прав. Но если теперь закрасить Алжир синим, он в результате станет фиолетовым, да и форма выйдет неправильная. Я спросила:

— А это очень важно?

Сама-то я знала, что важно, потому что ангел — это не только аллегория, но еще и символ, то есть он наделен особым значением, как вот Предопределение, а значит, и все детали исполнены особого смысла. Я взяла резинку. И тут грохнул почтовый ящик. Три коротких удара.

Папа пошел к дверям. Открыл, но я не услышала никаких голосов.

— Кто там? — спросила я, когда он вернулся.

— Никого. — Он подбросил дров в камин и отхлебнул пива.

— Никого?

— Никого.

— А-а, — сказала я.

Я стала стирать ангелу ногу, но под резинкой все размазалось. Я вздохнула:

— А может, ангел просто подвинулся. Или у него нога замерзла в воде.

Пока я говорила, почтовый ящик грохнул снова, три коротких удара. На этот раз еще до того, как папа открыл дверь, я услышала стук калитки и смех. Я выглянула из-за шторы, но никого не увидела.

Когда папа вернулся, я спросила:

— Кто там?

— Мальчишки балуются. — Он подбросил еще дров в камин.

— А-а, — сказала я.

Папа казался спокойным, но я видела, что он сердится. Он терпеть не может, когда в дверь громко стучат или когда ею хлопают, потому что в нашу дверь вставлено красивое витражное стекло с изображением дерева — его восстановила мама. Папа часто говорит, какое оно замечательное. Я взяла чистый лист бумаги и нарисовала голову ангела. Не хотелось больше думать о том, что сказал папа. Я как раз начала раскрашивать голову, когда почтовый ящик грохнул снова.

На этот раз папа пошел к задней двери. Я услышала вопль, топот бегущих ног, потом стукнула калитка.

Через минуту папа вернулся, смеясь. Он сказал:

— Я их застал врасплох!

— Кого?

— Мальчишек.

По моему телу прошла горячая волна.

— А что они делали?

— Безобразничали.

— А они убежали?

— Да. Бросились наутек, как только меня увидели. Не ждали, что я зайду сзади.

Я посмотрела на ангела.

— А как они выглядели? — спросила я.

— Да просто мальчишки. Примерно твоего возраста. У одного вихры светлые. Рослый такой. Не из твоих приятелей?

До того мне было жарко, а теперь стало холодно. Ангел смотрел на меня голубыми глазами.

— Нет, — сказала я. — Нет у меня таких приятелей.

Воскресенье

От некоторых вещей никакие чудеса не спасут. Сегодня выяснилось, что Джози связала мне пончо.

Мэй сказала:

— Да нет, это шаль!

— Да ты что! — сказала Элси. — Это пончо.

— Оранжевое, с кисточками и с ракушками, — сказала Мэй.

— Где это там ракушки? — спросила Элси. — А я думала, это жемчужины.

— Ракушки, — сказала Мэй. — Мелкие, с дырочками.

— В любом случае, она тебя ищет, — сказала Мэй.

— Как тебе повезло! — сказала Элси.

До самого начала собрания я пряталась в туалете.

Выступал в этот раз Альф. Язык его был в хорошей форме, так и мелькал в уголках рта.

— И чего же ждет от нас Господь, братья? — спросил он. Огляделся свирепо — лицо красное, глаза выпучены.

Через полчаса у меня от его голоса разболелась голова — а может, от запаха тети Нел; от нее нынче пахло сильнее обычного. Желтые пластмассовые розы — и те выглядели какими-то понурыми.

Голос Альфа звучал все громче. Он размахивал руками. Я испугалась, как бы он не запутался в проводе от микрофона.

— Чего же ждет от нас Господь, братья? — повторил он.

Когда он произнес это в третий раз, я не выдержала, подняла руку и сказала:

— Чтобы мы регулярно заполняли отчеты?

Потому что обычно правильный ответ был именно таким. Но тут все рассмеялись. Папа потом объяснил, что Альф задал так называемый риторический вопрос, которому положено просто висеть в воздухе, ответа никто не ждет.

Альф сказал, что я права, разумеется, Господь ждет, что все мы будем регулярно заполнять отчеты, а еще Он ждет от нас от всех веры.