Самая лучшая жена - [62]

– Да, так и есть.

Эйс Дуглас рассмеялся. Рональд Уилсон тоже рассмеялся и добавил:

– И точно, чертовски страшный сон.

– Мне очень жаль, что ваша жена нас боится, Рональд.

– Что ж…

– Мне действительно очень жаль.

– Благодарю вас. Это нелегко. Она порой немного… параноидальна.

– Да… – проговорил Эйс все тем же дружелюбным и сочувственным тоном. – Подумать только… Паранойя! В этих краях?

Они оба снова рассмеялись. А в другой комнате Эстер разговаривала с отцом.

– Зачем ты это сделал, папа? – спросила Эстер. – Такое красивое было дерево.

Хоффман долго плакал, потом перестал.

– Потому что мне так грустно, – сказал он. – Я хотел, чтобы они это почувствовали.

– Чтобы они почувствовали, как тебе грустно?

– Да, чтобы они почувствовали, как мне грустно, – всхлипнул Хоффман. – Как мне грустно.

В общем, в июле он начал строить башню.

У Эйса был старый грузовичок-пикап, и Хоффман каждое утро отправлялся на нем на городскую свалку, чтобы поискать там разные деревяшки и прочие бросовые стройматериалы. Основание башни он выстроил из сосновых досок и укрепил кусками рамы от старой стальной кровати. К концу июля высота башни равнялась десяти футам. Хоффман не собирался делать внутри лестницу, поэтому башня представляла собой прочный куб.

Уилсоны вызвали представителя совета по разграничению собственности, и этот представитель обвинил Эйса Дугласа в том, что тот возводит незаконную постройку на своей территории, и стал настаивать на том, чтобы строительство было немедленно прекращено.

– Это всего-навсего деревянный домик, – солгала Эстер чиновнику.

– Это наблюдательная вышка, – поправил ее Хоффман. – Чтобы я мог следить за домом соседей.

Чиновник долго пристально смотрел на Хоффмана.

– Да, – подтвердил Хоффман. – Самая настоящая наблюдательная вышка.

– Сломайте ее, – сказал чиновник, переведя взгляд на Эстер. – Сломайте ее немедленно.

У Эйса Дугласа была приличная коллекция старинной магической литературы, в том числе несколько томов, вывезенных Хоффманом из Венгрии во время Второй мировой. Эти книжки уже тогда обладали огромной ценностью. Эти редкие издания Хоффман скупал у цыган и букинистов на последние фамильные деньги. Некоторые фолианты были написаны по-немецки, некоторые – по-русски, некоторые – по-английски.

В этих книгах раскрывались тайны чудес, которые можно было показывать в гостиных. На рубеже веков этим увлекались весьма достойные и образованные господа. В книгах говорилось не о фокусах, а об иллюзиях. Иллюзии порой создавались обманными пассами, но зачастую речь шла о несложных научных экспериментах. Нередко требовался гипноз – или видимость гипноза – либо был нужен хорошо обученный «подсадной» ассистент, о чем другие гости, само собой, не догадывались. Джентльмен на таком сеансе мог с помощью дыма и зеркала вызвать в гостиную духа. Джентльмен мог погадать по руке или заставить чайный поднос парить над столом. Кроме того, джентльмен мог просто продемонстрировать публике, что яйцо может стоять вертикально, что магниты взаимодействуют друг с другом, что электрический ток способен заставить вращаться маленький моторчик.

Книги были богато иллюстрированы. В пятидесятые годы Хоффман подарил их Эйсу Дугласу, поскольку в ту пору надеялся воскресить в Питсбурге забытые европейские забавы. Он мечтал устроить во «Дворце фараона» зону, декорированную на манер богатой венгерской гостиной, – и чтобы Эйс надевал гетры и лайковые перчатки. Эйс изучил книги Хоффмана, но обнаружил, что в точности воспроизвести большинство фокусов, описанных в них, невозможно. Для всех старых фокусов требовались предметы и материалы, которых теперь было днем с огнем не сыскать: коробка парафина, щепотка нюхательного табака, кусок пчелиного воска, плевательница, цепочка для карманных часов, пробковый шарик, мыло для кожи. Даже если бы удалось собрать весь этот реквизит, эти вещи ничего не значили бы для современных зрителей. Это было бы музейное представление. Оно никого не развлекло бы.

Для Хоффмана это стало сильным разочарованием. В ранней юности он видел, как русский шарлатан, спирит Катановский, демонстрировал подобные чудеса в гостиной его матери. Мать Хоффмана, на ту пору недавно овдовевшая, носила темные платья, отделанные темно-синими шелковыми ленточками того же самого оттенка, что знаменитые синие флаконы для «Розовой воды Хоффмана». Вела она себя с достоинством решительной регентши. Сестренки Хоффмана, в платьицах с кружевными передничками, смотрели на Катановского широко раскрытыми от восторга глазами. Они собирались в гостиной всей семьей, и все до одного слышали это. Сам Хоффман, глаза которого слезились из-за жгучего сернистого дыма, слышал это: гадкие губы Катановского говорили голосом недавно умершего отца. И голос этот говорил по-венгерски прекрасно, без малейшего акцента. Это было послание с того света. Утешение и призыв к вере.

Поэтому Хоффман ужасно расстроился, когда Эйс Дуглас сказал, что не в состоянии сотворить это чудо. Хоффман с большим удовольствием снова побывал бы на таком сеансе. Наверняка это был какой-то простой фокус, хотя и старинный. Хоффман был бы так рад услышать хрипловатый голос покойного отца. Ему так хотелось, чтобы отец ему многое растолковал, и если бы он не понял – повторил бы снова.