Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе - [22]

«Среди мужчин на пиру очень скоро, — замечает А. Яшин, — объявляются типичные русские правдоискатели, ратующие за справедливость, за счастье для всех. Достается от них и немцам, и американцам, и туркам, но больше всего, пожалуй, достается самим себе, своим соотечественникам. Таким людям не до веселья, не до песен, не до плясок. Они обличают, разоблачают, требуют возмездия, протестуют и все время спрашивают: что делать? как быть? кто виноват?..» — с усмешкой повествует А. Яшин, готовя нас к встрече с таким именно характером, близким ему по духу, по натуре и по жизненным позициям.

Такой человек, любимый герой А. Яшина в «Вологодской свадьбе», — шофер совхоза Василий Прокопьевич. Он — «бунтарь по натуре, — представляет его А. Яшин. — Он забывает про еду и пиво, как только начинает рассказывать о непорядках в лесу, при этом лицо его бледнеет, глаза блестят и требуют ответа сразу на все вопросы, какие ставит перед ним жизнь. А ездит он широко и знает много». И до всего ему есть дело. Притом человек этот из тех, кто к себе еще требовательней, чем к другим, и живет по совести. «Василия Прокопьевича ни в каком левачестве не заподозришь: не таков он человек, не тем живет, не о длинных рублях думает». И в требованиях своих он преследует отнюдь не личный, но — государственный, народный интерес.

«—...Вот вы — директор, — напускается он на свадьбе на директора льнозавода. — Знаете ли вы, что у вас на льнозаводе делается? Знаете? Ваши приемщики колхозы грабят, номера тресты́ занижают...»

И завязывается остроконфликтный разговор о делах нынешних — о тресте́, потом о запчастях, — в котором симпатия А. Яшина, да и поддержка райкома партии целиком и полностью на стороне Василия Прокопьевича.

«А с кухни снова зазвенел высокий нестарушечий голос Натальи Семеновны — и полилась песня про князьев да бояров», — вдруг перебивает этот разговор о сегодняшней жизни явно ироническая ремарка автора.

По всему ходу повествования в «Вологодской свадьбе» видно: активной духовной жизнью, в авторском представлении, живет именно Василий Прокопьевич. Ибо активная духовная жизнь, в представлении А. Яшина, — производное от активности социального характера, от чувства гражданской ответственности, от богатства общественных связей личности с жизнью, с людьми.

И хоть автор «Вологодской свадьбы» относится к любимому своему герою с доброй, неприметной иронической усмешкой, характер этот — из тех, которым посвящено яшинское стихотворение «Век не тот». Стихотворение, написанное в том же 1962 году, впрямую перекликается с «Вологодской свадьбой». Начинается оно так:

Тот же дом под старой крышей,

Под окошком тот же снег,

Так же много ребятишек,

То же поле,

Тот же век...

Все обычаи живучи.

Так же пышет печь теплом,

Так же сушатся онучи

На жерди перед челом...

Встреча с деревней живо напомнила поэту его деревенское детство и юность, которые пали на начало этого века — поэт родился в 1913 году.

Но, увидевшись впервые,

Мы с ровесником моим

Все проблемы мировые

За ночь переворошим.

Судим-рядим до рассвета

О последних новостях,

О космических ракетах,

Без конца — о запчастях.

А потом в колхозном клубе

Ночь проспорим не одну

О Китае и о Кубе,

О Лумумбе и У Ну...

И как закономерный вывод из сказанного:

Те же избы,

Те же печи,

Так же полон рот забот,

Но совсем иные речи:

Век не тот,

Не тот народ!

«Не тот народ», — утверждает Александр Яшин и в своей «Вологодской свадьбе», когда невеста, устав от пьяного куража жениха, гневно бросает ему: «Ну, ладно, ты Чапай... А только я больше тебя зарабатываю. Понял? Чего ломаешься-то?..»

«Что же, для начала, пожалуй, неплохо! — подумал я, — пишет А. Яшин. — Совет да любовь вам, дорогие мои земляки!»

Вот на каких путях искал Александр Яшин решения вопроса о нравственных ценностях русской деревни.

И более общий вопрос о взаимоотношении человека с природой решал он также не с сентиментально-патриархального кондачка. «...В будущем... должна наступить гармония между городом и лесом», — отвечает на свою тоску по природе один из героев рассказа «Угощаю рябиной», как бы предвосхищая наши сегодняшние разговоры о том, что нам надо учиться полностью осваивать преимущества социализма в условиях научно-технической революции.

А. Яшин был предельно целомудрен и чист в этой своей любви к малой и большой Родине, к своему Бобришному угору в России и, как истинно русский человек, вовсе не навязчив в этой своей любви.

Он мог, как рассказчик, улыбнуться забавной обстоятельности и отчужденности вопросов городского собеседника о той же рябине, которой он всех угощал, — и тут же устыдиться: «Но вправе ли я был ожидать и тем более требовать, чтобы и этот мой товарищ, у которого свой круг жизненных интересов, отличный от моего, но одинаково важный и нужный, чтобы и он смотрел на мою рябину так же, как я на нее смотрю? Не было у меня такого права. Значит, неуместна была и моя ирония».

Будучи глубоко национальным художником, А. Яшин отвергал любое доктринерство в понимании народа и народности. Знаменателен его ответ на анкету «Дня поэзии» о народности поэзии, о национальных и классических традициях ее: