Сама себе враг - [32]

— А разве Игнат Робертович… уже в отставке? — неосмотрительно встряла Настена, но Алена тут же толкнула ее локтем в бок:

— Цыц!

— Хорошо, — быстро согласилась та, однако было поздно.

Тетка слегка зарозовелась и поджала губы.

— Милая моя, — она строго глянула на Настену поверх очков, — неинтеллигентно думать, что в нашем возрасте еще имеет смысл отправлять кавалера в отставку. Это вы можете разбрасываться — тот подходит, тот не подходит, а мы, дамы бальзаковского возраста, вынуждены быть более осмотрительными. Так ведь пробросаешься, а через пару лет, глядишь, и в театр не с кем пойти… — с достоинством заключила Тая.

— Да ну… В театр можно пойти и одной. Не обязательно цепляться за мужской локоть, — Алена неодобрительно покосилась на подругу: мол, нашла, когда разбавлять разговор дурацкими вопросами.

— Одной ходить неприлично. Женщина должна быть при кавалере. А то, смотрю я на тебя…

— Так что там с Горынычем, то есть с Вячеславом Ивановичем? — Нужно непременно сбить тетку с излюбленной темы критики личной жизни племянницы, иначе это затянется и перейдет в утомительное препирательство.

— Горыныч — уже и кличку заимел стариковскую, — вздохнула родственница. — Вот что делают с человеком годы.

— Так почему ты за него замуж не вышла?! — Алена теряла остатки терпения.

— Вот привязалась! — тетка торопливо схватила лежавшую рядом с ней аляпистую рубашку и принялась ее ушивать, быстро орудуя иглой, причем руки у нее дрожали, стежок получался неровный. — Гуляли мы как-то по Невскому целой компанией. Стояло лето, белая ночь… Я тогда на втором курсе техникума училась, а Славик сессию сдавал на четвертом курсе юридического. Вот сдали они экзамен, и пошли мы праздновать. Ребята, конечно, слегка выпили, идем, песни под гитару поем, народу — никого. Проходим мимо ларька «Пиво — воды» — обшарпанный такой ларек, краска на нем облупилась, пивом за версту несет. Ну я в шутку и говорю ему: мол, стоит такая гадость в самом центре колыбели революции, на красивейшей улице самого прекрасного в мире города, который еще помнит Пушкина. Ну а Славик усмехнулся и говорит: «Если хочешь, я для нашего города подвиг совершу!» Я ему в ответ, что все только и говорят о подвигах, а на деле… в общем, слово за слово. Дальше ситуация вышла из-под контроля — он подговорил ребят, подняли они этот ларек и швырнули в Неву. Тут откуда ни возьмись появилась милиция, в общем, стали разбираться, университетское начальство оповестили об инциденте — Славика исключили, и он как раз попал под осенний призыв. Мы переписывались, в армии за него вроде бы взялись, перевоспитали. Там у них политические занятия проводились, не знаю, каким образом им мозги прочищали, но под конец службы вся рота прямиком решила отправиться поднимать целину. Он, конечно, ни о чем таком мне в письмах не сообщал. Я его встречаю на вокзале, а он мне с ходу: поехали со мной, поезд через два дня. Тут уж бабушка твоя стеной встала — не пущу, он сам загнется и тебя в этой глуши погубит. Так и не пустила. Я ему тогда говорю, если ты меня действительно любишь, то плюнешь на свой дурацкий патриотизм и останешься в Ленинграде — мы ведь расписываться собирались, а он уперся рогом — Родина без хлеба! Мама моя тогда посадила меня рядом с собой и говорит: «Доченька, с дураком счастливой не станешь!» Я, конечно, рыдала. А он уехал. Ну а мама мне не дурака нашла — первого моего мужа — Бориса Ефремовича. Я назло Славке и выскочила замуж. Так и жизнь пошла, то один муж, то другой, вроде бы и не дураки все, а настоящего счастья я так и не узнала.

— Значит, бабушка была не права? — зачарованно выдохнула Алена.

Тетка Тая пожала плечами:

— Кто знает, как бы сложилась у нас со Славиком жизнь. Теперь ведь это не проверить.

— Как красиво, — всхлипнула Настена, которая по причине своего предсвадебного статуса просто обязана была проникнуться романтической историей до самых костей, — а мы живем скучно.

— Будет у вас в жизни еще и не такая красота! — усмехнулась тетка.

— Да ну… — махнула рукой администраторша. — Ни страсти, ни пыла, ни порывов, пять лет ухаживаний — это так долго!

— Дуреха ты! — упрекнула ее Алена. — Коржик твой — просто мировой парень. И не представляй его здесь занудой, я с ним пять лет училась, он душа любой компании.

— Ну а ты когда встретишь какого-нибудь мирового парня? — осведомилась тетка.

— Вот! Начинается! — буркнула Алена. — Еще немного твои романтические истории послушаю, потом дочитаю книжку «Ожидание любви» и тут же встречу. Я уже сейчас чувствую, что мне в жизни чего-то недостает.

— И правильно! — кивнула дотошная родственница. — Посмотри, сколько вокруг замечательных парней!

Словно в подтверждение ее слов, на пороге костюмерной появился Вадим Терещенко.

Они с Аленой обменялись холодными взглядами, после чего он сурово бросил:

— Ты же обещала больше не появляться в театре до окончания следствия.

«Вот уж кто зануда!» — с тоской подумала Алена, стараясь не замечать теткину многозначительную ухмылку.

— Я здесь по долгу службы, — сухо ответила она. — У меня задание от главного редактора — написать статью о репетициях спектакля и о последней роли Александра Журавлева.