«Сам Вальтер Скотт», или «Волшебный вымысел» - [9]

Объезжая свой край в поисках старинных преданий и песен, шериф графства Селькирк множество раз убеждался: первоначальное впечатление, испытанное им на месте, где заодно с какой-нибудь шамкающей старухой пел ветер и подтягивала, кажется, вся округа, вне натуральных условий теряет значительную часть своей первозданной силы. Вальтеру Скотту открылось (как очередной вариант противоречия), что народные песни, если ставить своей целью сохранение их духа, нельзя только лишь записывать. Без аккомпанемента того же ветра и виски первоначальное впечатление от песен само по себе, только силой записанных слов, нельзя воспроизвести. Сила народных песен заключается поистине в духе тех мест, где они были созданы, поэтому, чтобы запечатлеть их первозданную силу, творец-художник, поэт-мастер должен преобразить их, воссоздав обстановку, возместив утраченное при переносе на бумагу одних только слов. Слов народного певца мало, требуется вместе с песней воссоздать его самого и даже все окружение целиком, если автор, литератор-профессионал, хочет, чтобы читатели разделили с ним впечатление, некогда испытанное там, на месте.

То, что "Песни шотландской границы" или "Песнь последнего менестреля" не просто копировали реальную фольклорную образность, что тут не народное творчество, а свободная его переработка, это знатоки заметили сразу. Они же отметили удачность переработки. Понимавшие известную поддельность предлагаемой им "народности", читатели в то же время признали и высоко оценили верность, честность авторских намерений в творческом воссоздании народного материала.

Те же принципы Вальтер Скотт распространил и на прозу. Читателю вальтерскоттовских романов заведомо предлагался вымысел, но вымысел особый, волшебный, способный заставить забыть вымышленность. Становилось это возможным, как отметил внимательный читатель Вальтера Скотта Гёте, благодаря продуманности и содержательности всего повествования. Не мистифицировать простодушную публику, а увлечь ее размышлением о смене времен, о ходе истории - такова была задача "шотландского барда".

В первом же романе Вальтера Скотта "Уэверли, или Шестьдесят лет назад" появляется персонаж вроде бы малозаметный. Это рассказчик, почти безликий, однако постоянно присутствующий в повествовании и выполняющий если не очень выразительную, то весьма важную роль. Рассказчик в прямом смысле передает прошлое, служит связующим звеном между стариной и современностью12. Это не участник событий, поскольку события описываются давние, но это наследник, хранитель живой преемственности, сохраняющий сведения о далеких временах. Даже в "Айвенго", где действие происходит в XII столетии, то есть отнесено на шесть веков назад по отношению ко времени создания романа, Вальтер Скотт несколькими "предисловиями", серией постепенных приступов к повествованию стремился поставить читателя в непосредственное соприкосновение с отдаленным прошлым. Если же повествование, например, из шотландской истории, как в "Уэверли" или "Роб Рое", отнесено от современности на пятьдесят - сто лет, оно преподносится читателю как изустная, из поколения в поколение передаваемая правда о прежних днях. Пусть рассказчик сам не видел и не помнит, как все было, но он по крайней мере видел и слушал тех, кто являлся свидетелем совершавшегося или же знал участников давнего дела.

Воспроизводя прошлое, рассказывая, "как было", Вальтер Скотт избегает прямых параллелей с нынешними событиями, не пользуется аналогиями, или, как выражался Пушкин, аллюзиями - намеками, иносказаниями, превращающими историю в переодетую современность. Конечно, Вальтер Скотт воспроизводит прошлое не ради него самого, но в связи с современностью. Эту связь он и воспроизводит, показывая прошлое как источник современности. У него не условная притча для современников, а старательное выявление отдаленных причин совершающегося сегодня.

Пушкин почувствовал эту особенность позиции Вальтера Скотта, предвосхищение которой он совершенно справедливо находи: у крупнейшего, хотя и отдаленного его предшественника - Шекспира. При этом Скотт многое делал и по-своему, по-новому.

Шекспир инсценировал хроники, его исторические пьесы населены преимущественно известными, реально существовавшими лицами, среди которых в порядке исключения появляются и вымышленные персонажи. Вальтер Скотт изменил пропорции в расстановке исторических и вымышленных фигур. У него большую часть повествования занимают герои, им самим созданные, лица же исторические отходят на второй план, становятся эпизодическими13. Даже Роб Рой, чье имя служит названием романа, появляется открыто лишь в конце книги: составляя постоянный предмет в разговорах действующих лиц и сливаясь с фоном, он выступает на авансцену только под занавес.

Теперь все это встречается едва ли не в каждом историческом повествовании, а в свое время было принципиальным новшеством, открытием. Прием основывался на убеждении в не случайности случайного, общезначимости частного, на стремлении выявить закономерность всепроникающую, правду всеобщую, цельную. Перестановка, в процессе которой вперед выходил небеспочвенный вымысел, а за ним виделся исторически реальный фон, позволяла открывать прошлое, будто неведомую страну, и это открытие, совершавшееся на страницах романов Вальтера Скотта, производило на современников ошеломляющее по своей правдивости впечатление.