31 января 1982 г. Москва. Кутузовская набережная. Черняев и другие «дорогие товарищи»
Вчера хоронили Суслова. Впервые я «шествовал» от Дома Союзов до Мавзолея. Продрог до окостенения. Это наш Савонарола, только без его жестокости. Все сейчас задаются вопросом — кто вместо?!
(выдержка из реального дневника Черняева от 30.01.82)
Мороз и ветер, что свирепствовали в столице день назад, сменился тихой погодой. Небо затянули серые тучи, из которых опускался на город лёгкий убаюкивающий снежок. Он мерцал радужными искрами в свете жёлтых фонарей, что словно кладбищенские чугунные кресты напоминали о величии империи. Голые липы тяжело гнули ветви под снежным маревом. Синее кружево теней украшало сугробы замысловатыми узорами. По Кутузовской в свете фонарей неспешно брели две мужские фигуры.
— На вчерашних похоронах еле втащили Ильича на Мавзолей. — Черняев с усмешкой делится впечатлениями со своим визави. — Представляешь? Глава самой сильной мировой державы еле-еле движется… Но речь он произнес бодро, ни разу не сорвался… Ты в Москву надолго?
— Толя, у меня здесь мама, что-то она стала себя хуже чувствовать. На Новый год была ещё ничего, а неделю назад мне соседка позвонила, сказала, что её в кардиологию увезли. Слава богу, пока только с подозрением.
— Мама это святое… Тётя Циля — прекрасная женщина, хорошо её помню. — Черняев остановился и запрокинул голову вверх, ловя лицом лёгкие уколы снежных хлопьев. Дай бог, чтобы всё у неё обошлось.
Он подхватил под руку старинного друга и повлёк его быстрым шагом по хорошо выметенному асфальту.
— Всё-таки я тебе сейчас одын умный вещь скажу, только ты не обижайся, да?
Кауфман[166] наконец, сумел пристроиться к ритму быстрого шага, но немного запыхался, всё-таки сидячая работа и возраст давали о себе знать.
— Толь, подожди… Ну, куда ты так побежал?… Так шли хорошо, степенно… — он вдруг схватился за сердце. — Остановись, богом тебя прошу…
— Что-то ты приятель, сдал. Я-то так просто, чуть кровь разогнать. — Черняев остановился прямо под фонарём. — Всё-таки как ты думаешь, почему у нас так?
— Ф-фу-у-у, — выдохнул, наконец, Кауфман. — Толя, но это же в традициях нашей страны. Как только у руля власти оказывается фигура хотя бы относительно вменяемая, так вокруг неё сразу образуется конгломерат «вельмож», которые приспосабливаются к повадкам лидера и им уже не выгодно что-то менять. Поэтому все катаклизмы русской истории происходили при физической кончине самодержца. Заметь, не важно, монархия или диктатура пролетариата, действия происходят одни и те же.
— Интересное наблюдение… Дезька, знаешь, что мне сегодня предложил наш дорогой Ильич? — Черняев внезапно меняет тему. Ему уже давно хотелось поделиться невероятной новостью, но страх сглазить, останавливал. Но он вроде набрался смелости, уж очень жгло.
— Сегодня вызывает он меня к себе. То да сё, спрашивает, а потом как выдаст, мол, есть мнение, что вы, Анатолий Сергеевич, при том, что он меня всю жизнь Толей называл… что «вы, Анатолий Сергеевич, можете возглавить идеологический отдел ЦК КПСС». Я чуть не упал от неожиданности…
— Тебя на место Суслова? — перебил друга Кауфман.
— Ну! Вот! Любуйся теперь на нового сатрапа Советского Союза.
— А ты отказаться не мог? Это же жандармская должность в сфере культуры. С тобой будет опасно разговаривать. Не боишься, что наши общие друзья отвернутся?
— Дураки отвернутся, не спорю, — сыронизировал Черняев. — Зато, какой представляется простор! Какие возможности. Если умело всё разруливать между главными потоками, то они сами всё сделают в лучшем виде. Мы с тобой страну не узнаем через несколько лет. Быстро конечно не получится, я понимаю. Да и нельзя торопиться. В спешке главная опасность. Поспешишь, подставишься и всё, песенка спета.
Дезик, я если честно, вообще пока не представляю, чем буду заниматься в ближайшее время. Продолжать крапать статьи для Пономарёва кажется уже совершенно бессмысленным и не нужным, вникать в хитросплетения кремлёвских интриг? Так у меня ещё ничего для этого нет. Только поддержка лично Ильича. Не знаю, за что хвататься.
Одно радует! Новый американский президент настолько туп, что бороться с ним идеологически просто удовольствие. Он каждым словом подставляется под огонь нашей критики. Слышал, что он про коммунизм брякнул?
— Толь, мне сейчас не до газет… И что такого, как ты выразился, он «брякнул»?
— Я отлично запомнил. Прямо хоть бери и к карикатуре Ефимова с дядей Сэмом с бомбой в руке пририсовывай.
— Так что сказал-то?
— «Коммунизм», — говорит, — «не экономическая и не политическая система, а форма массового безумия, временная аберрация, которая однажды исчезнет сама, поскольку она противоречит природе человека». Форма массового безумия! Понятно, что он Маркса не читал, но до такой степени быть безграмотным и при этом занимать пост главы самого мощного государства мира…
— Тебе же лучше! Будет с чего работу на новом месте начинать.
— Для этого более мелкие должности существуют. Одних институтов общественных наук при ЦК КПСС более десятка. Думаю, что можно будет их даже сократить. Всё равно они одну и ту же жижу разводят пожиже.
