Сальто-мортале - [16]

Если мы не договоримся с тобой, сказала она, с полицией нам и вовсе не поладить. Ну, хорошо, почему бы тогда нам ее не прогнать пинком, эту черную бродячую дворнягу с рыжей мордой? Как хочешь, сказала она, но только мы прогоним рыжую собаку с черной мордой. Я способен выбросить ее из окна, сказал я; разве ты не знаешь, что бродячие собаки иной раз болеют проказой? А Роза возразила: — Скорее бешенством, а не проказой, это уж ты преувеличиваешь. Собаки вполне могут заболеть и проказой, они разносят любые болезни не хуже людей, вот так-то. Кто, по-твоему, виновник страшных эпидемий? Собаки. Скорее мыши, а не собаки, возразила Росанда. А я сказал: и те и другие — разносчики болезней, об этом написано и в энциклопедии Треккани.

По-моему, у тебя от выпитого вина все смешалось, сказала она, вчера ты выпил вина, а пить не привык. Вот и расскажем полиции, что я выпил вина, белого «кастелли». Красного, есть и красное вино «кастелли», сказала она. Нет, вчерашнее вино было белое, за это я ручаюсь. Ты изрядно напился, сказала она. Ну хорошо, не знаю, правда, стоит ли об этом рассказывать полиции, но поверь, мне в голову ударяет белое вино, а не красное. А она ответила: крепость у них одинаковая, только цвет разный, то вино было красное, А когда ты пил, у тебя выпала из рук бутылка, так и скажем. Точно, упала на пол бутылка белого вина. Нет, красного, сказала она, а когда ты собирая осколки, то порезал палец, подушечку пальца. Ну хорошо, я порезал палец, бедный палец, но вино было белое. Может, ты путаешь с кровью, выступившей на подушечке?

Нет, красное, в этом доме пьют только красное вино. В сущности, сказал я, белое ли, красное, разве это не одно и то же? Белый цвет очень похож на красный. Нет, дорогой, это два совершенно разных цвета. Тогда, сказал я, подождем полицию, мы до допроса успеем спокойно решить, было вино белым или красным, у нас еще есть время. Нет, надо решить, какое ты пил вино. Тебе непременно сейчас, сию минуту решать? Лучше сейчас, чем потом — в Реджина Чели.

Прости, сказал я, но если нас начнут допрашивать, мы расскажем про палец, о том, как я порезал палец осколком стекла, — зачем же нам знать цвет вина в бутылке?

ПОРЕЗАННЫЙ ПАЛЕЦ.

ПО-МОЕМУ, ВПОЛНЕ УБЕДИТЕЛЬНОЕ АЛИБИ.

Может, все-таки лучше — ногу, сказала Розальма, полиции пальца мало. Ну хорошо, пусть будет нога, сказал я, но мне это не нравится. Ноги нужны для ходьбы, одной ногой даже крутить педали нельзя. Так ходи пешком, сказала она. Нет, дорогая, хромой, на одной ноге я, с твоего позволения, в путь не отправлюсь.

Я ехал в Альбано и насвистывал песенку. Стоп, сказал я себе, свисти потише. Ведь кто-нибудь вполне может следить за тобой, пожалуй, лучше и фонарик потушить. Тихонько насвистывая, я ехал в гору. Джузеппе, почему это у тебя по лбу течет пот? Да уж больно крутой подъем попался. Нельзя ли узнать, куда ты едешь? Еду в аптеку, чтобы мне перевязали палец, я порезал подушечку пальца осколком бутылки. Посмотри, какой глубокий порез, лучше бы у меня вовсе не было подушечек. Джузеппе, дружище, что значит подушечка пальца в сравнении с межпланетными перелетами? Ну хорошо, в сравнении с межпланетными перелетами не значит ничего, но рука-то у меня болит. И в сравнении с затмением Солнца подушечка пальца ничего не значит и еще в сравнении с Реджина Чели. Реджина Чели, сказал я, оставь там, где она находится — в Риме.

13

Рассказывай, рассказывай, мухолов, правда — она все равно выплывет наружу. Мухолов продолжал рассказывать: меня вызывают, сказал он, и я приезжаю с насосом и бидоном патоки, смешанной с ДДТ. Где я прохожу, там трупов не счесть, миллионы, как на войне. Люди для меня не существуют — только мухи. Рассказывай, рассказывай, мухолов. Так вот, я воюю с мухами, продолжал он, я их ненавижу, этих мух. Могу поливать смесью патоки и ДДТ без устали, часами: стены, деревья, фонарные столбы, изгороди, площадки для игры в шары и теннисные корты, дворы, сады. Не понимаю, где вы находите все эти сады и дома, сказал я, тут нет ничего — сплошная пустыня, хуже Сахары. Но если ты находишь все это, мухолов, то хорошо делаешь, что дезинфицируешь все подряд — ведь это твое ремесло.

Меня зовут в дома и на виллы, что построены внизу между морем и Торвайяникой. Здесь мухи особенно злые, потому что давление выше. Чем ниже над уровнем моря, тем выше давление, и наоборот. Чем выше давление, тем злее мухи, и наоборот. Иногда меня зовут в Торвайянику, в Тор Сан-Лоренцо и Лидо-ди-Лавинио, продолжал мухолов, куда римляне приезжают летом искупаться в море. Понятно, сказал я, собирается тьма голых людей, и сразу мухи прилетают. Само собой, сказал он,

МУХИ С ЖАДНОСТЬЮ НАБРАСЫВАЮТСЯ НА ЛЮДЕЙ.

Ну, хорошо, они набрасываются на людей, но они предпочитают мертвецов, особенно если чуют запах крови в траве и на цветах дрока. Иными словами, они слетаются на запах крови и чуют его еще издали, сказал я. Это верно, подтвердил мухолов. Мы этого запаха не чувствуем, а они — так издалека. Рассказывай, рассказывай, мухолов, правда — она рано или поздно выплывет наружу.

Иной раз меня зовут сделать дезинфекцию в доме. Я приезжаю на велосипеде с моим насосом и бидоном отравленной патоки. Приходится брать с собой еду — ни один хозяин не подпускает меня к кухне и вообще к съестному. Вот я и беру с собой сумку, кладу в нее немного сыра или колбасы и бутылку вина. Меня из-за этой отравы и к вину не подпускают. Они правы, ДДТ — яд очень сильный, может даже убить. С этими ядами для мух, сказал он, рискуешь и человека отравить, понятно, ненароком. Мухолов посмотрел на меня и добавил: но я умею отличать мух от людей.