Салон "Забвение" - [51]

Всхлипывая, Кэл повалился на колени, и в этот миг заметил слово, написанное прутиком на песке: ОТПРАВЛЕНИЕ.

На его плечо вновь легла чья-то рука; он быстро протер кулаками глаза и повернулся.

— Мистер Донли, — сказал Такен. — Пора просыпаться, — и в следующее мгновение Кэл опять оказался в кабинете. Он потряс головой, избавляясь от наваждения, и вопросительно посмотрел на гипнотизера.

— Как вы себя чувствуете? — обеспокоено спросил Такен. Взглянув на свои руки, Кэл увидел, что они дрожат мелкой дрожью, как в лихорадке. Усилием воли он заставил себя успокоиться и, вытерев ладонью мокрый лоб, откинулся на спинку кресла.

— Нормально, — сказал он. — Нормально.

Доктор с сомнением покачал головой, но спорить не стал.

— Вы весьма необычный человек, — заметил он, усаживаясь в свое кресло. — Я не смог забраться так глубоко, как намеревался, и провести стандартную процедуру постепенного возвращения в прошлое — ваше сопротивление оказалось слишком велико. Мне пришлось ограничиться избирательным зондированием, и, очевидно, оно оказалось для вас довольно болезненным. По-видимому, мы имеем дело с психогенетической селективной ретроградной амнезией временного характера, вызванной процессом стирания.

— А конкретнее?

— Не уверен, что узнал больше, чем вы.

Кэл прикрыл глаза; под веками поплыли радужные пятна.

— Даже не знаю, как теперь истолковать увиденное. То есть кое-что достаточно очевидно, но не все.

— Вы очень любите свою жену — я рискнул предположить, что это ваша жена.

Кэл кивнул головой.

— И вы опасаетесь за ее жизнь.

— Вот этого я как раз не понимаю. Вроде бы ей ничто не угрожает.

— Просто ваше сознание не чувствует опасности, — возразил доктор Такен. — Кстати говоря, мне еще ни разу не случалось встречать пациента, отягощенного столь сильным ощущением собственной вины и при этом производящего впечатление человека, неспособного к раскаянию вообще. Во-первых, вы чувствуете себя виноватым перед маленькой девочкой — дочкой, наверное? Во-вторых, перед собственной женой, и, на конец, перед погибшим мужчиной.

— Боюсь, что так оно и есть, доктор.

— Нет, вряд ли. Существует, конечно, небольшая вероятность того, что я допустил ошибку, но, судя по некоторым признакам, речь идет о неуместной виновности.

— Хотелось бы верить, что вы правы, но это трудно. Видите ли, я имею все основания полагать, что сам где-то ошибся, и в случившемся есть моя доля вины.

— А что вы ищете? — поинтересовался доктор.

— Сам не знаю. Ключ к странной загадке.

Такен ненадолго задумался.

— Должен сообщить вам вот еще что: судя по моим наблюдениям, полноценного курса в «Забвении» вы не прошли. В принципе это и так очевидно — по объему стертой памяти, — но есть еще одно свидетельство. Обычно стирание осуществляется медленно и крайне осторожно — в результате человек забывает строго определенный фрагмент, как будто из книги вырезали несколько последних страниц. То, что случилось с вами, — следствие поспешного и безжалостного вмешательства, больше напоминающего вырывание ПОЧТИ ВСЕХ последних страниц, хотя некоторые, изуродованные, и остались. Может, именно поэтому память возвращается к вам быстрее, чем обычно. Больше, к сожалению, ничего добавить не могу.

— Спасибо, я это учту. Та дверь, которую я увидел, показалась мне знакомой. Что это за дверь — я пока не знаю, уверен, что она каким-то образом связана с той ночью, когда я потерял память. Смысл написанного на песке слова мне тоже непонятен, но наверняка оно тоже крайне важно. Видимо, я очень беспокоился об отлете «Виттории» — но в связи с чем? — Кэл заплатил Такену, поблагодарил его и вышел.

Уже на улице Винсент сообщил ему, что поступили еще два сообщения.

— Я решил не мешать, — объяснил он. — Похоже, ничего нового в них нет.

— Правильно сделал, — похвалил Кэл и присел на ближайшую скамейку. — Ну, что там?

Мишель прислала ему тот полицейский бюллетень, о содержании которого Кэл уже знал, и свое интервью с Толбором.

Судя по голосу, Мишель слегка нервничала — из-за жучка, очевидно, а не из-за Толбора. Куда же она его умудрилась прилепить, подумал Кэл. Скорее всего под кресло, на котором сидела, решил он и, несмотря на напряжение, не смог удержаться от улыбки. Мишель нравилась ему все больше и больше, и хотя у нее наверняка были свои причины оказывать ему помощь, Кэл принимал ее с такой же благодарностью, как будто это делалось бескорыстно.

Что касается самого интервью, то Толбор, как всегда, был жизнерадостен, энергичен и деловит. Естественность его манер вновь заронила в душу Кэла подозрение, что он преследует не того.

Мишель задала Толбору пару вопросов о его новом жилище на «Виттории», и Кэл внезапно вспомнил, что собирался заглянуть туда, но сначала нужно было побывать в собственном кабинете. Слово на песке не давало ему покоя, и внезапно у него появилась одна идея.

— Кто-нибудь заходил в мой рабочий кабинет? — спросил он у Винсента по дороге.

— Микрофон регистрировал только посторонние шумы. По-моему, нет.

Кабинет выглядел точно таким же, каким Кэл его оставил. Он тщательно обшарил все углы, но ничего подозрительного не обнаружил. На прикосновение пальца компьютер откликнулся мгновенно.