Салават-батыр - [90]

Суворов сказал правду. По прибытии в Симбирск Пугачева прямиком повезли к Панину.

После непродолжительного общения с самозванцем известный своим крутым нравом граф, обозлившись на него за непочтительное, как ему показалось, обращение, приказал сковать его по рукам и ногам и посадить на цепь.

Памятуя о том, что совсем недавно он и сам повелевал людскими толпами, Пугачев держался с достоинством. Не сетуя на судьбу, он ел и пил то, что ему давали.

Как-то раз, когда Пугачев перекусывал, к нему явился Петр Иванович Рычков. Заметив, с каким повышенным вниманием разглядывает его почтенный пожилой человек, он приветливо окликнул:

— Доброго здоровьица, барин! Айдате, отведайте со мной наваристой ушицы, — насмешливо сказал Пугачев. — Милости просим к столу.

Поколебавшись немного, академик медленно приблизился к узнику и, не зная, с чего начать, спросил:

— Суда дожидаемся?

— Верно, дожидаемся.

— Хотел бы я понять, как же вы посмели дерзнуть на столь немыслимое злодейство.

— Виноват, барин. Кругом виноват. Хошь пред господом богом, хошь пред государыней-матушкой. Доведется в живых остаться, постараюсь вины свои загладить, — то ли в шутку, то ли всерьез ответил он.

Рычков помолчал немного, потом вдруг обдал Пугачева полным скорби взглядом.

— А сына моего почто убили? Какой вам он убыток сделал?

— Сына? — тихо переспросил, растерявшись, тот. — А кто был ваш сын, барин?

— Андрюша… — сквозь слезы с нежностью произнес академик и, взглянув на него с укором, уточнил: — Комендант Симбирска, полковник Андрей Петрович Рычков.

Пугачев напрягся, пытаясь что-то вспомнить, но, так и не вспомнив, пожал в недоумении плечами.

— И сколь годов сынку вашему было? — с сочувствием спросил он.

— Тридцать шесть… Самый старшенький…

— Ну да… — покачал головой Пугачев. — И много их у вас?

— Семеро. А была бы дюжина, кабы господь остальных не прибрал.

— Большая у вас семья, барин, однакож.

— Большая — не большая, а каждый из детей моих мне дорог. Вон возьмем, к примеру, руки, — растопырил пальцы Рычков. — Какой палец ни укуси, все та же боль. Не приведи господь пережить своих детей, — сказал он и, не удержавшись, горько заплакал.

Пугачев взглянул на свои закованные в кандалы почерневшие руки и тоже зарыдал.

VI

Суворов, воспринявший как должное расточаемые ему Паниным похвалы за поимку самозванца, вскоре и сам охотно уверился в том, что это его прямая заслуга. Начальник секретных комиссий Павел Сергеевич Потемкин, из чьих рук выскользнул Пугачев, с неодобрением наблюдал, как прославившийся в последней войне полководец прилюдно лобызал главнокомандующему руку.

После целой череды допросов Панин, принявший самозванца из рук в руки, направил генерал-поручика в Башкортостан.

Приехав в Уфу, Суворов вселился во второй особняк промышленника Твердышева и с ходу, не дав себе ни дня передышки, приступил к делу. Вдохновленный своими недавними успехами, он жаждал как можно скорее покончить с очагом незатухающего бунта.

Расстелив на столе большую карту, генерал бегал по комнате, с нетерпением поджидая отцов провинции и военачальников. Они должны были ввести его в курс дела и помочь уточнить места, где были сосредоточены основные силы мятежников.

Еще накануне Суворов тщательно изучил границы провинций, дорог и уездов, и с приходом местного начальства с поразившей всех быстротой отметил на ландкарте пункты расположения и деятельности наиболее крупных повстанческих формирований.

Оценивая обстановку, Суворов задумался.

— М-да, как я вижу, спокойнее всего на Казанской дороге, — сказал он, ткнув указательным в место на карте, где проходила западная граница Уфимской провинции.

— Совершенно верно, ваше превосходительство, — откликнулся генерал-майор Мансуров. — Именно там действуют верные правительству старшины из числа самих инородцев. И они весьма успешно нам помогают. Да и остальные, которые из зачинщиков, за редким исключением, самоохотно в повиновение обратились и по сию пору обращаются.

— То, что сами старшины с повинной являются, для нас крайне важно. Невзирая на то, что оные за их злоумышления сурового наказания заслуживают, поощрять их, однако же, должно, — заметил Суворов и, вновь склонившись над картой, сказал: — Ну-с, а теперь, господа, мне хотелось бы узнать, как обстоят дела по правую руку от Казанской дороги.

— В тех местах находится, как и прежде, подполковник Папав, — сообщил генерал Фрейман. — В июне, после ухода самозванца, он побывал в Осе, но утвердиться не смог. Башкирцы его прогнали, вынудив отступить обратно к Кунгуру. Когда Папав воссоединился с майором Гагриным, окрестное население побежало к ним с повинной, так что в начале октября он уже докладывал его превосходительству генерал-майору Потемкину, будто бы в повиновение им обращено около тысячи бунтовщиков.

— Как раз в то время я и доставил самозванца Пугачева в Симбирск, — оживился Суворов. — По всему видно, что арест злодея пошел кое-кому на пользу.

— Между тем сами осинцы, как и красноуфимские, живут по своей воле, — продолжал Фрейман. — А все по причине того, что там все так же орудуют бунтующие башкирцы, причем заодно с русскими и черемисами. В Осинской волости сводные русско-башкирские отряды не дают развернуться команде Папава.