Салават-батыр - [86]
Однако планам его не суждено было сбыться. Затесавшийся среди казаков предатель выдал Алексея Фофанова, Михаила Маденова и других их товарищей заговорщикам.
Лишившись поддержки выказавших ему верность людей, Пугачев рассвирепел. Бессилие сводило его с ума. И он стал выжидать удобный момент, чтобы перейти к решительным действиям.
Как-то, во время одного из привалов, когда казаки остановились, чтобы покормить лошадей, Пугачев приметил оставленную кем-то на земле шашку. Воспользовавшись всеобщим замешательством, возникшим из-за очередной потасовки, он схватил саблю, обнажил ее и бросился на зачинщиков заговора, призывая казаков поддержать его.
— Ребята, за мной! Хватайте продажных тварей, вяжите их!
Но те, то ли убоявшись атаманов, то ли не пожелав с ним больше связываться, на призыв не откликнулись. Пугачева схватили и, заломив ему руки за спину, связали. Однако и теперь Ивана Творогова не оставило чувство тревоги.
— Батюшка-то наш похлеще дикого зверя будет! Глянь-ка, как зенками сверкает, ажно страх пробирает! А ну как веревку сорвет и вдругоряд шашкой размахивать зачнет, вот уж кому-то не поздоровится. Опасно его так везти. Мало ли чего в дороге приключиться может. Видно, придется из Яика подмогу просить, — рассудил он и отправил к коменданту Яицкого городка группу верховых во главе с бывшим пугачевским генерал-фельдцейхмейстером Чумаковым.
Комендант Симонов незамедлительно выслал им навстречу сотника Харчева и сержанта Бардовского. Пятнадцатого сентября забитого в колодки Пугачева сдали члену секретной комиссии капитан-поручику Савве Маврину.
IV
Вести о последнем поражении Емельяна Пугачева и об измене казаков, доставивших его в Яицкий городок, дошли до Салавата не скоро. Пребывая в неведении, он с тем же пылом и страстью продолжал бороться за освобождение своей родины.
К отцу, как и прежде, стоявшему под стенами Катав-Ивановского завода, он приехал сразу же после сражения со Штеричем. Из двенадцати твердышевских заводов уцелели к тому времени и держались лишь два. Усть-Ивановский был одним из них.
Потеряв терпение, Салават, чтобы хоть как-то ускорить события, предложил отцу направить его жителям очередное письменное обращение, в котором среди прочего говорилось:
«Когда ваши люди попадают к нам, мы их не убиваем, а отпускаем обратно невредимыми. А когда наш человек попадает к вам, то вы его держите в заключении, а иных… убиваете. Если бы у нас был такой злой умысел, коли того пожелает бог, мы можем больше вашего поймать и значительно больше убивать. Но мы не трогаем ваших, ибо не питаем к вам зла…».
Помня о расправе над башкиром, который был еще в июне направлен Юлаем на Катав-Ивановский завод для ведения переговоров с приказчиками, отец и сын, не желая больше рисковать своими людьми, решили использовать для доставки сочиненного ими письма кого-нибудь из заводских. И вскоре люди из отряда Азналина такого человека изловили, доставив его тут же в ставку.
Обезумевший от страха, порожденного всевозможными россказнями о свирепстве башкир, он, как затравленный зверь, предстал перед Салаватом и Юлаем. Но, вопреки ожиданиям пленника, те повели себя с ним миролюбиво.
— Ну, сказывай, как тебя величать, — подбоченясь, обратился к крестьянину Салават.
— Кузьма, — не сразу откликнулся растерявшийся от неожиданного вопроса мужик.
— А по батюшке?
— Пет-ро-вич… — нараспев ответил он, все еще недоумевая.
— Давно ли был на заводе, Питрауищ? — спросил Юлай.
— Не боле трех ден, как оттудова.
— Много ли там народу?
— Да боле двух тыщ, пожалуй, будет.
— Как так?
— Так ведь хозяева с других заводов людей нагнали — с тех, что погорели.
— Как думаешь, Кузьма Петрович, Катау-Иван долго простоит? — поинтересовался Салават.
— Долго, — махнув рукой, простодушно признался тот. — Стены у нас дюже крепкие.
Отец и сын переглянулись.
— А харчи-то есть? — спросил Юлай.
— Харчей, мил человек, не то чтобы вдоволь, но покудова, слава Богу, хватат, — окончательно расслабившись, перекрестился крестьянин.
— Значит, не бедствуете… — задумчиво произнес Салават. — Ну а порох? Порох-то, поди, весь вышел? — продолжал допытываться он.
— Порох тоже есть. Да и пушек немало будет.
— Сколько пушек, знаем. Видали, — пробурчал Юлай.
Мужик вытаращил на него глаза и, не зная, что на это сказать, только беспомощно развел руками.
Салават с Юлаем снова переглянулись и заговорили между собой по-башкирски.
«Ну все, концы…» — обмер ни слова не разобравший из их разговора крестьянин, позабыв с перепугу положить на себя крест. Съежившись, он стал ждать их приговора.
Однако опасения его не оправдались и на этот раз. Переговорив с отцом, Салават вытащил из стоявшего поблизости берестяного туеска свернутый трубочкой лист бумаги и с озабоченным видом повернулся к пленнику.
— Вот что, Кузьма. Ступай домой, в свой Катау-Иван. Бери с собой это письмо, отдай вашему начальнику и скажи: башкорт устал ждать. Башкорт возьмет солому, бросит под стену и зажжет. Большой пожар будет.
— Все понял, Питрауищ? — строго спросил Юлай.
— Все, все, родимые, как не понять… Не сумлевайтесь, в точности все так и передам, — дрожащим голосом заверил мужик, тряся рыжей бороденкой. Избежав смерти, он не помнил себя от радости и, когда его отпустили, со всех ног бросился прочь.
В романе-дилогии известного башкирского прозаика Яныбая Хамматова рассказывается о боевых действиях в войне 1812–1814 годов против армии Наполеона башкирских казаков, прозванных за меткость стрельбы из лука «северными амурами». Автор прослеживает путь башкирских казачьих полков от Бородинского поля до Парижа, создает выразительные образы героев Отечественной войны. Роман написан по мотивам башкирского героического эпоса и по архивным материалам.
В романе наряду с тяжелой, безрадостной жизнью дореволюционной башкирской деревни ярко показан быт старателей и рабочих. Здесь жизнь еще сложнее, поэтому классовое разделение общества, революционная борьба проявляются еще резче и многограннее.
На страницах романа показан процесс вхождения Башкортостана в состав Российского государства. Здесь также отслеживается развитие взаимоотношений башкирского и русского народов на фоне эпохальных событий периода правления Ивана Грозного, междувластия и воцарения династии Романовых.
Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция. Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе. В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.
В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.
Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.
Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.