Салават-батыр - [82]

Шрифт
Интервал

— Продажной шкуре место в могиле! — проговорил тот сквозь зубы и, поскольку сам Кулый был недоступен, велел спалить его дом и надворные постройки, а живность раздать народу.

Точно так же повстанцы поступили с домом его приспешника — главного старшины Иректинской волости Шарыпом Кииковым. Еще прошлой осенью повстанцы схватили его сына Юсупа за то, что он и его люди, выполняя задание Рейнсдорпа, настраивали башкирское население против Пугачева. Юсуп Шарипов был повешен.

Не щадили и других старшин, оказывавших поддержку властям.

Не теряя надежды взять однажды Уфу, Салават сосредоточил пока свое внимание на северо-западе, севере и северо-востоке Башкортостана. Это давало ему возможность наведываться время от времени домой и встречаться с отцом. Не задерживаясь, Салават снова мчался на выручку соратникам, продолжавшим с прежним упорством бороться с карателями.

После сражения в конце августа объединенного двухтысячного отряда с командой Ивана Штерича был захвачен в плен один из трех его командиров — Аит Саитов. А через несколько дней премьер-майору Штеричу пришлось иметь дело уже с самим Салаватом Юлаевым. Эта встреча произвела на офицера неизгладимое впечатление. После боя он взахлеб рассказывал всем, как поразил его молодой башкирец своей удалью и недюжинным полководческим талантом.

В следующий раз Салават снова поручил Штерича Кадырметову и Тойкиеву, а сам тем временем отбыл в Шайтан-Кудейскую волость, чтобы проверить, как обстоят дела у его отца.

II

Емельян Пугачев, вынужденный бежать после поражения под Казанью, добрался шестнадцатого июля до Кокшайска и в тот же день переправился через Волгу, на ее южный берег. Уже через двое суток он сумел взять Цивильск, еще через пару дней — Курмыш. Оттуда повстанцы могли бы двинуться на Москву. Но при этом они не избежали бы столкновения с правительственными командами, охранявшими Нижний Новгород.

Взяв направление на юг, Пугачев захватил в течение недели при поддержке местного населения Алатырь и Саранск. На пятый день после Саранска пала Пенза.

— Фортуна сызнова повернулась ко мне лицом, — ликовал он.

Самозванец еще не отказался от мысли похода на Москву и пребывал некоторое время в раздумье, взвешивая возможности своего войска, представлявшего собой толпу крестьян. Он не раз пожалел о том, что мало с ним неоднократно доказывавших ему свою преданность башкир, нет их бесстрашной конницы. Оставалось одно — податься в противоположную от Москвы сторону, к Дону.

Пугачев постоянно возвращался мыслями в те края, в Зимовейскую станицу, откуда был родом. Сейчас у него появилась возможность, не подходя к Саратову, дойти до Дона, переправиться через него и, сделав вблизи родной станицы крюк, прихватить донских казаков и отправиться с ними через Воронеж на север. А уж там… Кто знает — если повезет, он смог бы, пожалуй, осуществить свой замысел дойти до самой Москвы…

Однако к донским казакам Пугачев так и не попал.

По мере продвижения на юг самозванец восстанавливал утраченные после сражений под Казанью силы за счет активно вливавшихся в его войско крестьян Поволжья. Шестого августа повстанцы взяли Саратов, и дальше их путь пролегал вдоль Волги. После переправы через Волгу возле Кокшайска им удалось в течение месяца захватить восемь городов. На очереди был Царицын.

К тому времени воинство Пугачева достигло уже десяти с лишним тысяч человек. Победное шествие самозванца взволновало, вдохновило и привело в движение широкие массы. В близлежащих областях, пользуясь всеобщей сумятицей, орудовали стихийно формировавшиеся отряды, громившие господские имения и жестоко расправлявшиеся с помещиками, приказчиками и чиновниками. Им удалось даже взять несколько населенных пунктов, и одна из таких шаек попыталась овладеть Симбирском.

В защите города участвовал старший сын Петра Ивановича Рычкова Андрей. Раненный, он попал в руки мятежников. Держа пленного полковника за конец болтавшейся у него на шее веревки, они потащили его к своему главарю Фирсу.

— Кто таков? — осведомился тот.

— Кажись, комендант, — ответили ему.

— Вот те на! — обомлел Фирс и даже присвистнул. — Важная птица в силки угодила однако ж.

Морщась от боли и пошатываясь, Рычков медленно оглядел разбойника с головы до ног и надменно спросил:

— Ты и есть тот самозванец?

— Не самозванец, а государь, — с важным видом поправил его Фирс, довольный тем, что его приняли за главного. — И разговор у нас с тобой будет короткий: сдашь город — помилую.

Андрей глянул на него исподлобья и тут же отвел глаза в сторону.

— Так ты, стало, отказываешься…

— Стало быть, так. Я присягал на верность ея величеству законной государыне-императрице, а самозванцев всяких признавать не желаю!

Окружившая их толпа возбужденно загудела.

— Эко! Ты, барин, как я вижу, того, с норовом, — сдвинул мохнатые брови Фирс. — Что ж, как знаешь. Небось присяга твоя не охранная грамота, — презрительно сказал он и, обернувшись к помощникам, бросил: — Нечего волынку тянуть. Кончать его!

Только теперь Андрей Рычков опомнился. Он побледнел и, задрожав всем телом, сдавленно выкрикнул:

— Помилуйте, Бога ради!.. Я не хочу умирать!..


Еще от автора Яныбай Хамматович Хамматов
Северные амуры

В романе-дилогии известного башкирского прозаика Яныбая Хамматова рассказывается о боевых действиях в войне 1812–1814 годов против армии Наполеона башкирских казаков, прозванных за меткость стрельбы из лука «северными амурами». Автор прослеживает путь башкирских казачьих полков от Бородинского поля до Парижа, создает выразительные образы героев Отечественной войны. Роман написан по мотивам башкирского героического эпоса и по архивным материалам.


Золото собирается крупицами

В романе наряду с тяжелой, безрадостной жизнью дореволюционной башкирской деревни ярко показан быт старателей и рабочих. Здесь жизнь еще сложнее, поэтому классовое разделение общества, революционная борьба проявляются еще резче и многограннее.


Агидель стремится к Волге

На страницах романа показан процесс вхождения Башкортостана в состав Российского государства. Здесь также отслеживается развитие взаимоотношений башкирского и русского народов на фоне эпохальных событий периода правления Ивана Грозного, междувластия и воцарения династии Романовых.


Грозовое лето

Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция. Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе. В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции.


Рекомендуем почитать
Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.


Под тремя коронами

Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.