Салават-батыр - [40]
Рейнсдорп застыл в нерешительности на месте. Без парика, с всклокоченными по обеим сторонам лысины волосами и в домашнем халате он выглядел, против обыкновения, неопрятным и приземистым. Его выпиравший живот впервые показался Чучалову таким огромным, а ноги — тощими, как у цыпленка.
— Ваше превосходительство, нам нельзя медлить, — напомнил он генералу.
— Однако, каков разбойник сей Пугачев, сколько страху нагнал! — невесело усмехнулся тот и, задумавшись на мгновенье, с сомнением спросил: — Неужто тот казак и в самом деле для России столь серьезную угрозу представляет?
— Кабы не представлял, вряд ли бы граф Чернышев так всполошился, Ваше превосходительство.
— О, я хорошо знаю президента Военной коллегии. И, замечу вам, у графа есть такая наклонность — излишне все драматизировать. Посему, покамест мы все как следует не выясним, предаваться панике не будем.
Секретарь, досадуя в душе на нерасторопного губернатора, топтался на месте, лихорадочно придумывая, как бы его переубедить.
— Ваше превосходительство, — осмелился он возразить ему в который раз, — ежели мы не примем срочных мер, все укрепления по яицкой линии окажутся не сегодня завтра в руках Пугачева.
— Donnerwetter! — снова чертыхнулся, негодуя, генерал. — Неужто некому с негодяем справиться?!
— Вся беда в том, что казаки сами ворота открывают и сотнями на его сторону переходят. Эдак бунтовщики, чего доброго, и на Оренбург замахнутся.
Настойчивость секретаря канцелярии возымела, наконец, должное действие, заставив Рейнсдорпа осознать всю меру опасности, исходящей от самозванца.
— Увы, с большой неохотой, но я вынужден признаться, Петр Никифорович, что вы правы, — сказал он, порывисто вставая, и вскоре скрылся за дверью, ведущей в его апартаменты.
Ивану Андреевичу Рейнсдорпу было не до завтрака. С усилием крякая, натянув на ноги ботфорты и облачившись в нарядный мундир, он вышел в коридор и, нахлобучивая на ходу парик, поспешил к военным, загодя приглашенным предусмотрительным Чучаловым.
Представ перед собравшимися, губернатор несколько раз причмокнул и начал:
— Господа, хочу предупредить вас сразу, у нас нет времени рассиживаться. Дело приняло самый неожиданный и весьма серьезный оборот!.. — От волнения у генерала перехватило дыхание. Он приостановился, судорожно втягивая в себя воздух, потом, немного придя в себя, принялся обрисовывать сложившуюся обстановку. Окончательно успокоившись, он вспомнил о своем высоком сане и, надувшись, как индюк, отдал первые распоряжения.
Озадачив своих помощников, губернатор с пафосом напутствовал их:
— Принять все меры для борьбы с бунтовщиками!.. Действуйте! С богом!
Сразу же после того, как участники совещания разошлись, к старшинам башкирских волостей и дорог были посланы в срочном порядке гонцы с предупреждениями о появлении шаек Емельяна Пугачева, выдававшего себя за императора.
II
Не прошло и получаса с того момента, как курьер вручил Юлаю Азналину приказ губернатора, и вот уже скачут к аулу, вздымая дорожную пыль, еще двое всадников.
Юлай, созвавший было сородичей на совет, завидев приближающихся с невообразимой скоростью конных казаков, запнулся на полуслове.
— Что еще стряслось?
Подъезжая к толпе башкир, казаки осадили взмыленных коней, и один из них громко спросил:
— Нет ли среди вас старшины Шайтан-Кудейской волости Юлая Азналина?
— Я тут, — отозвался Юлай и подошел к незнакомцам.
— Вот вам манифест, — сказал верховой и вручил ему бумагу.
— Какой такой манифест?
— Царев.
— Про что?
— Как прочитаете — узнаете, — бросил через плечо казак, поворотив коня назад. Не успели башкиры опомниться, как оба всадника растворились в быстро удаляющемся облаке пыли.
Народ застыл в ожидании, не сводя глаз с только что доставленной бумаги.
— Это тоже от губернатора? — спросил мулла.
Оставив его вопрос без ответа, Юлай протянул послание Салавату:
— На-ка, улым, почитай, что там батша пишет!
— Так ведь здесь по-русски написано.
— Ну и что. Как написано, так и читай. Потом разъяснишь, что к чему.
Салават вначале быстренько пробежал глазами текст, потом приступил к неторопливому чтению.
«Самодержавного амператора нашего, великого государя Петра Федаравича всероссийского и прочая, и прочая, и прочая!
Во имянном моем указе изображено Башкирскому народу: как вы, други мои, прежним царям служили до капли своей до крови, деды и отцы ваши, так и вы послужите за свое отечество мне, великому амператору Петру Федаравичу. Когда вы устоите за свое отечество, и ни источет ваша слава от ныне и до веку и у детей ваших. Будите мною, великим государям, жалованы… И каторые мне, государю, амператорскому величеству Петру Федаравичу винныя были, и я, государь Петр Федаравич, жаловаю я вас: рякою с вершин и до усья и землею, и травами…
Я, велики государь ампиратор, жалую вас Петр Федаравич.
1773 года сентября 23 числа».
Не разобравшие ни слова акхакалы окружили Юлая и Салавата и засыпали их вопросами.
— Про что написано?
— Абей-батша сама эту бумагу писала?
— Не томите. Объясните по-нашему, что это за письмо.
Салават поднял руку, требуя тишины.
— Абей-батша тут ни при чем. Это письмо Петр Федорович Третий написал, бывший император, — начал он.
В романе-дилогии известного башкирского прозаика Яныбая Хамматова рассказывается о боевых действиях в войне 1812–1814 годов против армии Наполеона башкирских казаков, прозванных за меткость стрельбы из лука «северными амурами». Автор прослеживает путь башкирских казачьих полков от Бородинского поля до Парижа, создает выразительные образы героев Отечественной войны. Роман написан по мотивам башкирского героического эпоса и по архивным материалам.
В романе наряду с тяжелой, безрадостной жизнью дореволюционной башкирской деревни ярко показан быт старателей и рабочих. Здесь жизнь еще сложнее, поэтому классовое разделение общества, революционная борьба проявляются еще резче и многограннее.
На страницах романа показан процесс вхождения Башкортостана в состав Российского государства. Здесь также отслеживается развитие взаимоотношений башкирского и русского народов на фоне эпохальных событий периода правления Ивана Грозного, междувластия и воцарения династии Романовых.
Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция. Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе. В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Стать советским писателем или умереть? Не торопись. Если в горящих лесах Перми не умер, если на выметенном ветрами стеклянном льду Байкала не замерз, если выжил в бесконечном пыльном Китае, принимай все как должно. Придет время, твою мать, и вселенский коммунизм, как зеленые ветви, тепло обовьет сердца всех людей, всю нашу Северную страну, всю нашу планету. Огромное теплое чудесное дерево, живое — на зависть».
Артур Конан Дойл (1859–1930) — всемирно известный английский писатель, один из создателей детективного жанра, автор знаменитых повестей и рассказов о Шерлоке Холмсе. В двенадцатый том Собрания сочинений вошли произведения: «Письма Старка Монро», «Дуэт со случайным хором», «За городом», «Вокруг красной лампы» и циклы «Романтические рассказы» и «Мистические рассказы». В этом томе Конан Дойл, известный нам ранее как фантаст, мистик, исторический романист, выступает в роли автора романтических, житейских историй о любви, дружбе, ревности, измене, как романтик с тонкой, ранимой душой.
Повесть приморского литератора Владимира Щербака, написанная на основе реальных событий, посвящена тинейджерам начала XX века. С её героями случается множество приключений - весёлых, грустных, порою трагикомических. Ещё бы: ведь действие повести происходит в экзотическом Приморском крае, к тому же на Русском острове, во время гражданской войны. Мальчишки и девчонки, гимназисты, начитавшиеся сказок и мифов, живут в выдуманном мире, который причудливым образом переплетается с реальным. Неожиданный финал повести напоминает о вещих центуриях Мишеля Нострадамуса.
Эта книга — автобиографическое повествование о дружбе двух молодых людей — добровольцев времен Первой мировой войны, — с ее радостью и неизбежным страданием. Поэзия и проза, война и мирная жизнь, вдохновляющее единство и мучительное одиночество, солнечная весна и безотрадная осень, быстротечная яркая жизнь и жадная смерть — между этими мирами странствует автор вместе со своим другом, и это путешествие не закончится никогда, пока есть люди, небезразличные к понятиям «честь», «отечество» и «вера».
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.