Саламандры: Омнибус - [43]

Цуʼган обратил свое внимание к фаланге.

— Капитан Мангейм, мы продвигаемся. Еще пятьдесят метров.

Офицер фаланги дал резкое подтверждение, после чего продолжил подбадривать своих людей и напоминать им об их долге перед Императором.

Вопреки себе, Саламандр понял, что восхищается капитаном.

Колокола продолжали звонить, когда имперские войска возобновили свое движение.

Ступени были мелкими и несколько раз Дакʼир почти терял равновесие. Он держался за стены, едва избежав падения в неизвестную темноту.

У подножья лестницы он пошел на слабое пятно мерцающего света. Его теплое, оранжевое свечение говорило о свече или костре. Внизу была еще одна комната, и оттуда исходил царапающий звук.

Проклиная себя за то, что оставил свое оружие в комнате наверху, Дакʼир осторожно шагнул через узкий вход, который вынудил его нагнуться, чтобы попасть в маленькое, пыльное помещение.

За порогом комнаты он увидел книжные шкафы, набитые многочисленными свитками, томами и прочими секретами. Религиозные реликвии были упакованы в полуоткрытые ящики, заштампованные имперскими печатями. Другие вещи — божественные статуи, символы и раки Экклезиархии были расставлены по периметру комнаты. А в ее центре, работая пером и чернилами за низким столом, находился старый, закутанный в робу клерк.

Писец оторвался от своих трудов и заморгал напряженными глазами, рассматривая гигантского, чернокожего воина.

— Приветствую, солдат, — вежливо поздоровался он.

Дакʼир кивнул, неуверенный в том, где он находился. Покалывающее чувство пробежалось по его телу, но затем исчезло, когда он шагнул в ореол света, отбрасываемого единственной свечой писца.

— Ты из Муниторума? — спросил Дакʼир. — Что ты делаешь так далеко от стратегиума? — Дакʼир продолжал изучать комнату, шагнув ближе. Она была покрыта многолетней пылью и грязью, более подходящей для забытой кладовой, нежели для офиса клерка Департаменто.

Писец засмеялся тонким, скрежещущим звуком, который заставил Дакʼира немного занервничать.

— Вот, — сказал старик, отстранившись от своей работы. — Видите, что держит меня в этой комнате.

Дакʼир подошел к столу в ответ на манящий жест писца, странным образом принужденный поведением старика, и посмотрел на его работу.

Посвященная Пустошь — завещание ее последних дней, — прочел он.

— Скала Милосердия не всегда была крепостью, — пояснил писец за его спиной. — И не всегда она была одна.

Почерк написавшего пергаментный список был небрежен, но Дак'ир смог прочесть его.

— Здесь говорится, что Скала Милосердия некогда была базиликой, храмом Имперской Веры.

— Читайте, милорд… — побуждал писец. Дак'ир послушался.

— … и Посвященная Пустошь была ее сестрой. Двух бастионов света, сияющих подобно маякам среди старых верований, несущие просвещение и согласие Вапорису, — прочитал он прямо из текста. — В тени Афиума, каковой был лишь зарождающимся поселением, но с непомерными амбициями, жили сии столпы веры. Равные между собой в усердии и преданности, но не в укрепленности стен… — Дакʼир оглянулся на старого писца, которые пристально смотрел на Саламандра.

— Мне показалось, ты сказал, что они не были крепостями?

Писец кивнул, побуждая Дак'ира продолжить свои исследования.

— Одна была построена на твердом каменном выступе, и от него получила название; другая же — на глине. Во время Бесконечного Потопа 966.М40, когда дожди сильнее каких не помнил Вапорис, шли шестьдесят шесть дней, случилось так, что Посвященная Пустошь ушла в трясину вместе с пятьюстами сорока шестью святыми заступниками и священниками. Три мучительных дня и ночи базилика погружалась в землю, камень за камнем со своими обитателями, запертыми в стенах, которые стали им могилой. И три ночи звонили они в колокола на самых высоких башнях Посвященной Пустоши, взывая: «Мы здесь!», «Мы здесь!», но никто не пришел им на помощь.

Дак'ир остановился, когда ужасное понимание начало медленно приходить к нему. Желая знать больше и не обращая внимания на писца, он продолжил.

— Афиум был наихудшим. Люди этого города не пошли в растущее болото из-за страха за свою жизнь, даже не пытались спасти попавших в беду. Они закрыли свои уши от звона колоколов и закрыли свои двери и ждали, когда кончится дождь. А в это время базилика тонула, метр за метром, час за часом, пока высочайшие башни не поглотила земля и все ее обитатели не были похоронены заживо и не замолкли колокола.

Дакʼир повернулся, разглядывая старого писца.

— Призраки на поле боя, — сказал он, — они — варп-эхо проповедников и их патронов. Они ведомы ненавистью, ненавистью к Афиуму, который закрыл свои уши и позволил им умереть, как и я ведом виной.

— Виной?

Дакʼир собрался спросить об этом, но писец прервал его.

— Ты близок к концу, Хазон, продолжай читать.

Дакʼир был вынужден вернуться к чтению, словно зачарованный.

— Это завещание — единственное свидетельство того ужасного деяния, более того, это мое признание в соучастии в нем. В безопасности я был в Скале Милосердия, сидел праздно, пока другие страдали и умирали. Этого нельзя вынести. Это я оставляю как маленькую расплату, для того чтобы другие могли узнать о случившемся. Моя жизнь будет потеряна, как и их тоже.