Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев - [25]

Однако победители не были достаточно сильны, чтобы развить свой успех, совершить марш на Каир и окончательно покончить с Шаваром и Амори. Предпочитая не рисковать, Ширкух пошел на север по дороге через пустыню и без боя занял Александрию. Он сделал губернатором города Саладина и оставил ему половину своего войска, а сам, с другой половиной, снова ушел на юг для сбора дани с Верхнего Египта.

Объединенные силы франков и египтян взяли в осаду Александрию, а флот христиан установил блокаду побережья. Оборона города была первой самостоятельной военной операцией Саладина, и он проявил себя весьма достойно. Он мог рассчитывать на поддержку не более тысячи ближайших соратников, и он находился в среде смешанного и частично иностранного населения, зачастую недовольного, которое, не колеблясь, могло как выступить против слабой власти, так и встать на защиту города от диких и кровожадных франков. И все же городские купцы и торговцы не могли скрыть ужаса перед осадными машинами и прочими адскими устройствами, которые «неверные» подогнали под стены города. Тем более что запасы продовольствия таяли, и люди уже начинали голодать. Наконец жители города взбунтовались и открыто заговорили о необходимости сдаться: «Зачем нам страдать из-за чужеземца и защищать чужое дело?» Тем временем Саладин послал гонца к дяде с просьбой о помощи. Ширкух поспешил к городу из Верхнего Египта с большой добычей. Новость окрылила людей, которых Саладин всячески ободрял, обещая подход подкреплений. Своими рассказами об ужасной жестокости франков к тем, кто сдался на их милость, он вселил в защитников отчаянную храбрость. Они продержались уже 75 дней, несмотря на голод и следовавшие один за другим приступы, когда пришла весть о том, что Ширкух осадил Каир. Тогда Амори оставил мысль о взятии Александрии, и был подписан мирный договор (4 августа 1167 г.), согласно которому обе стороны обещали оставить Египет египтянам. Александрия сдалась Шавару, произошел обмен пленными, и Ширкух повел остатки своего потрепанного войска обратно в Дамаск. Перед тем как отправиться в Сирию, Саладин провел в лагере Амори несколько дней, скорее в качестве заложника, чем гостя. Тем не менее он приобрел ценный опыт. Он вполне мог наблюдать за образом жизни рыцарского ордена и характерной для него дисциплиной и, вероятно, сдружился там с Хамфри де Тороном. Этот рыцарь, как указывал Гийом Тирский, состоял, по крайней мере с одним из эмиров сарацин, в братских отношениях (fraterno fœdere junctus erat). Весьма возможно, что именно тогда Хамфри посвятил Саладина в христианского рыцаря.

Христиане представили свой поход как триумфальный, а эвакуацию Александрии как сдачу. Но если арабские хронисты правы в своих утверждениях, что Амори I заплатил Ширкуху 50 тысяч золотых динаров, чтобы тот позволил ему уйти, то в таком случае победа осталась за мусульманами. С другой стороны, франки, явно в нарушение достигнутой договоренности, не только оставили своего префекта в Каире, но и настояли на смене охраны городских ворот на своих воинов. Они также увеличили ежегодные выплаты Шавара королю Иерусалима до 100 тысяч динаров. Явную непоследовательность договоренностей, достигнутых в Александрии и Каире, вполне можно объяснить тем фактом, что христиане, встревоженные известием об успехе Нур ад-Дина в Палестине, стремились во что бы то ни стало поскорее возвратиться домой и потому отказались воспользоваться благоприятным шансом против Ширкуха. И все же, покидая Египет, они не ослабили контроль над изворотливым визирем в Каире.

Наиболее импульсивные советники Амори, не удовлетворившись достигнутым, начали требовать полного завоевания Египта. Их активно поддержали гарнизоны, оставленные в Каире и Фустате, которые лучше других прекрасно осознавали слабые места обороны. Напрасно король Иерусалима противостоял их намерениям. Несомненно, к этому времени он окончательно понял, что наиболее безопасным решением было бы завоевать сначала Дамаск и обезопасить восточную границу королевства, где простиралась большая Сирийская пустыня, и лишь затем попытаться присоединить Египет.

Ведь в случае вторжения Нур ад-Дин напал бы на его страну с тыла. Более того, Египет, по словам Амори, был дойной коровой, и он утверждал, что было бы неразумно превращать друга во врага, бросив Шавара в объятия Нур ад-Дина, когда между ними уже и так, как предполагал король, возникла интрига. Но все аргументы Амори ни к чему не привели. Его командиры уже приняли решение о вторжении и были уверены в успехе; и он наконец дал себя уговорить. Открыто нарушив свое слово, как это понимали сарацины, и без малейшей попытки принести извинения Амори вновь отправился в поход в Египет. Но теперь он вторгся в страну уже как враг, а не как прежний союзник. Войдя в Бильбейс 3 ноября 1168 г., он, помимо измены, запятнал себя страшной резней, когда, как пишет латинский хронист, не пощадили ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей.

Это варварское деяние сразу же заставило египтян стать на сторону Нур ад-Дина и воодушевило их на героическое сопротивление чужеземцам. Они воспользовались дурацкой нерасторопностью христиан, мобилизовали свои силы и укрепили оборону. Древний город Фустат, три столетия бывший столицей Египта и все еще густонаселенный пригород Каира, Шавар предал огню, чтобы франки не могли там укрыться (12 ноября 1168 г.). Были подожжены 20 тысяч баррелей нефти и 10 тысяч факелов. Пожар длился 54 дня, и его следы прослеживаются до сих пор в заброшенной местности, простирающейся на несколько миль к югу от Каира, где тут и там возвышаются песчаные холмы и погребенные под наносами развалины. Все население, спасая свою жизнь, бежало в Каир. Нанять для поездки верблюда стоило 30 динаров. В самой столице готовились отразить наступление. Амори не заставил себя ждать, однако он был вынужден оставить свой лагерь (в Биркет-аль-Хабаше) по причине того, что там было невозможно находиться из-за удушливого дыма от горевшего Фустата. Приступ был отложен, так как Шавар предпринял хитроумный ход – он начал переговоры с алчными завоевателями с намерением от них откупиться. Его желание договориться было явным притворством, поскольку в это же время он послал гонцов в Дамаск к Нур ад-Дину за помощью. Молодой правитель Египта лично написал свое послание и даже приложил к нему пряди волос своих жен, выразив тем самым свою нижайшую просьбу, которую не мог не выполнить никакой истинно благородный человек.