Сахарная вата - [49]

Я вздохнула, вспомнив то время, когда все в моей комнатке было новеньким и свежим, а мама с папой вместе укладывали меня в кроватку и по очереди рассказывали сказки о летающих в моей спаленке феях.

Папа тоже вздохнул:

– Никудышный из меня дизайнер, верно, Флосс?

– Не бери в голову, пап.

– Я вообще ни на что не гожусь, да?

– Нет, пап, ну что ты. Ты замечательный. И все у нас будет замечательно, у тебя, у меня и у Лаки. – Я подняла кошку с пола и прижала к себе. – А кошек Билли Щепки ты видел, пап? Какие они?

– По сравнению с нашей маленькой Лаки – огромные.

– Ужас какой! Как ты думаешь, они не станут ее обижать?

– Нет, вряд ли. Они слишком старые и толстые, по-моему, они могут только есть да спать, и больше ничего. – Папа зевнул. – Точь-в-точь как твой отец-старик. Я совершенно выбился из сил, Флосс, а мне еще столько всего упаковывать. Боюсь, дорогая, что бо́льшую часть времени в субботу я буду занят сборами. Придется вам со Сьюзен развлекаться самим.

– Но бутерброды с картошкой ты нам все-таки сделаешь, а, пап?

– Я приготовлю вам королевские бутерброды с картошкой. Точнее, принцессины.

Папа поцеловал меня в волосы, поцеловал Лаки в ее шерстку, затем подоткнул вокруг меня одеяло, а Лаки осторожно переложил в ее гнездышко на полу. Я уютно свернулась в обнимку с Псом и Слонихой. Обхватила рукой туловище Слонихи, а ухо Пса подложила себе под щеку. Кажется, я начинала любить этих зверей. Очень. Строго говоря, я не играла с ними, но у них постепенно начали проявляться особенности характера. Их кукольные личности, если хотите. Слониха была слегка капризной, взбалмошной, непоседливой и любила выпендриваться. Я назвала ее Эллерина. Пса звали Димбл. Он был пугливым, вздрагивал от любого неожиданного движения или громкого звука. Когда рядом с ним появлялась Лаки, Димбл изо всех сил старался не быть похожим на мышь.

Я никак не могла решить, показывать своих зверей Сьюзен или нет. Дразнить меня ими Сьюзен, конечно, не станет, она не Рианнон, но про себя вполне может подумать, что я веду себя совсем как маленькая девочка.

– У тебя есть мягкие игрушки, Сьюзен? – как бы между прочим спросила я ее утром в пятницу.

– Ты имеешь в виду плюшевых медведей? Нет. Кажется, у меня был один, когда я еще ходить не умела, вот и все. Сейчас ни одного.

– О, – сказала я, твердо решив после этого спрятать Эллерину и Димбла куда-нибудь подальше под кровать.

– Я вовсе не против игрушечных медведей, просто мне очень не нравится на ощупь их искусственный мех. А вот не плюшевые игрушки у меня есть. Одиннадцать маленьких деревянных слоников, один деревянный жираф, пара крокодилов, которые могут открывать и закрывать свои пасти, и три фарфоровых кролика – один розовый, один голубой и один зеленый. Он такой большой, что возвышается над всеми другими животными, даже над слонами, как Гулливер над лилипутами.

– Это больше похоже на декоративные украшения, а не на игрушки. Но ты с ними играешь?

– А как я могу с ними играть? – вопросом на вопрос ответила Сьюзен.

– Ну, можешь дать им имена, придумать, что этот зверь у тебя веселый, а этот робкий, или капризный, или трусливый. Можешь вынести их в сад и устроить там джунгли. Можешь превратить мамин тазик для стирки в водопой и соорудить песчаную горку, по которой звери будут прибегать к этому водопою и убегать от него.

– Хм, это звучит намного увлекательнее, чем просто стирать с них пыль, – заметила Сьюзен. – У тебя масса отличных идей, Флосс. – Она немного подумала и сказала: – Ты не обидишься, если мы не поедем развлекаться ни в одно из мест, которые ты включила в свой список? То есть я хочу сказать, что все твои предложения выглядят очень заманчиво, но мне, честно говоря, хочется, чтобы мы все время провели у тебя в доме и просто вместе поиграли. Ты как, не против?

– Конечно не против! – с радостью и облегчением воскликнула я.

Сьюзен еще немного помолчала, а потом сказала:

– Послушай, Флосс, это, конечно, ужасно невежливо с моей стороны, но… Скажи, а можно мне прийти к тебе утром? Мне хочется побыть с тобой как можно дольше, и, кроме того, родители с самого утра отправляются на весь день на ту педагогическую конференцию, о которой я тебе говорила. Они оба должны будут выступить там с докладом, а мне придется тащиться с ними, а потом сидеть где-нибудь в уголке, читать книжку и ждать, пока они освободятся. Но если ты позволишь, я лучше с самого утра приду к тебе.

– На педагогическую конференцию? Так твои мама и папа учителя?

– Типа того. Они учат учителей тому, как им надо учить нас. Раньше они оба преподавали в Оксфорде, но теперь нашли работу здесь, в Лондоне.

– Они у тебя важные шишки, аристократы? – спросила я и тут же залилась краской, поняв, какую глупость сморозила.

– Мама и папа умрут от стыда, если кто-нибудь подумает, что они важные шишки, – сказала Сьюзен. – Хотя в определенном смысле… Вообще-то мама училась в аристократической престижной школе-пансионате… Но они всегда стараются вести себя как самые обыкновенные люди.

Все это плохо укладывалось у меня в голове. Вот, например, мама Рианнон, да, пожалуй, и моя собственная, были людьми самыми обыкновенными, но очень хотели казаться аристократками. Очень странно, что родители Сьюзен вели себя с точностью до наоборот.