Сагайдачный. Крымская неволя - [29]
— Смотрите, смотрите! — раздались вдруг голоса.
— Козаки бугая ведут!
— Да то не бугай же! Разве тебе повылазило?
— Да бугай же и есть, чертов сын!
— Не бугай, иродове цуценя! То сам тур! Разве не видишь — бородою трясет?
— Да тур же, братцы, тур и есть, вот внезапия так внезапия!
Действительно, глазам молящихся казаков представилась невиданная внезапия. На том берегу Днепра, как раз против берега, усыпанного казаками, какие-то два — не то казаки, не то просто «хлопцы» — вели на веревке живого тура, который упирался и сердито мотал головой. Разве же это не чудо, не внезапия! Живого черта за рога тащат! Да разве же это видано! Два хлопчика живого тура ведут, а он ломается, как свинья на веревке... Это какие-нибудь чары...
Хлопцы, ведущие тура, машут шапками, зовут...
— Да это, может, татары, чертовы сыны, глаза отводят...
— Какие татары! В наших штанах...
— Да глаза ж отводят — характерники, может...
— Мы им отведем...
Некоторые из казаков бросились в стоявшую у берега большую рыбацкую лодку, схватили весла и, лавируя между чайками, птицей понеслись к тому берегу, где проявилась эта внезапия. Скоро лодка пристала, казаки выскочили из нее, подбежали к чуду... Разводят руками, дивуются... Те, что привели чудо на аркане, снимают шапки, здороваются с казаками...
Видят казаки с этого берега еще большее диво: тур начинает плясать и брыкаться... Слышно, как там казаки, глядя на пляшущего тура, смеются — за животы берутся...
— Что оно такое, сто копанок чертей! — не вытерпел Филон Небаба.
— Да то ученый тур! Может, москали, как медведя, научили его танцевать...
— Эге! Научишь бабу козаком быть!
Скоро увидели, что все — и приехавшие в лодке казаки, и приведшие тура, и сам тур — сошли к Днепру и сели в лодку... Видно, как тур стоит в лодке и бородою трясет...
— Вот чертова проява! И не диво ж!
— А рога какие, братцы! Вот рога!
— От-такие! А хвостище!
— А борода точно у козла. Цапиная борода...
— Где козлу до такой! Точно у доброго москаля...
Между тем лодка пристала к этому берегу, и из нее вместе с казаками и двумя неизвестными молодцами вышел сам тур, крутя головою и потрясая бородою... Его так и обсыпали кругом запорожцы...
Но в этот момент из него выскочил... казак, запорожец.
— Пугу! Пугу! — запугал он пугачем.
— Козак с Лугу!
— Ай, да это ж Карпо!
— Да Карпо ж Колокузни, чертов сын! Вот выдумал!
Из тура выскочил и другой молодец, знакомый наш Грицко, что возил патера Загайлу в таратайке... Тур, то есть его шкура, никем не поддерживаемая, повалилась на землю.
— Карпо! Карпуха, братику! Здоров був, братику! — начались приветствия со всех сторон и расспросы.
— Откуда? Как? Как бог принес? Сам убил этого чертяку? Что паны-ляхи? Что ксендзы?
— Ксендзы на хлопцах ездят...
— Как на хлопцах?
— Да вот я и коней панских привел... Они возили на себе Загайлу... Это Грицко, это Юхим, это друкарь, Федор Безридный — козаками будут...
В этот момент на валу прогремела вестовая пушка, и белый дымок ее понесло туда, к Украине... Другой белый дымок взвился с другой стороны вала, и снова грянул выстрел... И этот дымок понесло к Украине, пока не развеяло его в голубом воздухе... И третий дымок, третий выстрел...
Почти каждый из казаков глянул на хоругви и перекрестился. Лица стали серьезные.
Как пчелы в свои ульи, сыпнули казаки каждый к своему куренному значку, к своей чайке, где молодые гребцы, казаки-молодики, пробовали ловкость и удобство своих весел.
— А как же хлопцы? — спросили Карпа другие казаки, указывая на его молодых товарищей, которые стояли как бы растерянные, пораженные никогда невиданным прежде зрелищем отправления Запорожского войска в поход.
— Хлопцы со мною, — отвечал Карпо.
— Да у них нет ничего.
— Добудут в море да за морем — еще какие жупаны добудут!
— А этого черта — тура?
— И он с нами поедет — в нашей чайке... Берите его, хлопцы, да гайда до човна!
Днепр запенился от нескольких сот весел, которыми гребцы бороздили его голубую поверхность. Выступало в поход более полусотни чаек, из которых на каждой было по пятидесяти и по шестидесяти казаков вместе с гребцами. Крик и говор стоял невообразимый: гребцы сталкивались веслами, перебранивались, слышались окрики рулевых... Казаки размещались по местам, закуривали трубки... С берега махали шапками те из казаков, которые оставались стеречь Сечь, пасти войсковые табуны, ловить и сушить на зиму рыбу...
— Берегите, братики, моего Лысуна!
— Стригунца, братцы, моего доглядайте!
Это последние заботы казаков, выступающих в море, последние их, как бы предсмертные, наказы — беречь их любимых боевых коней... А еще кто-то воротится?..
Скоро и «Січ-мати» исчезла из виду. Передовые чайки были уже далеко, точно будто они особенно торопились в далекую, неведомую дорогу. Вся флотилия скользила по воде тихо, бесшумно. Не слышно было ни криков, ни обычных веселых песен. Предстояло дело не шуточное: надо было так осторожно пробраться в море, чтоб «поганые» и не опомнились, как казаки упадут на них «мокрим рядном»...
XI
Казацкая флотилия благополучно доплыла до Кызы-кермена >[Кызыкермен — турецкая крепость того времени]
Предлагаем читателю ознакомиться с главным трудом русского писателя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905)◦– его грандиозной монографией «Исторические русские женщины». Д.Л.Мордовцев —◦мастер русской исторической прозы, в чьих произведениях удачно совмещались занимательность и достоверность. В этой книге мы впервые за последние 100 лет представляем в полном виде его семитомное сочинение «Русские исторические женщины». Перед вами предстанет галерея портретов замечательных русских женщин от времен «допетровской Руси» до конца XVIII века.Глубокое знание истории и талант писателя воскрешают интереснейших персонажей отечественной истории: княгиню Ольгу, Елену Глинскую, жен Ивана Грозного, Ирину и Ксению Годуновых, Марину Мнишек, Ксению Романову, Анну Монс и ее сестру Матрену Балк, невест Петра II Марью Меншикову и Екатерину Долгорукую и тех, кого можно назвать прообразами жен декабристов, Наталью Долгорукую и Екатерину Головкину, и еще многих других замечательных женщин, включая и царственных особ – Елизавету Петровну и ее сестру, герцогиню Голштинскую, Анну Иоанновну и Анну Леопольдовну.
Историческая беллетристика Даниила Лукича Мордовцева, написавшего десятки романов и повестей, была одной из самых читаемых в России XIX века. Не потерян интерес к ней и в наше время. В произведениях, составляющих настоящий сборник, отражено отношение автора к той трагедии, которая совершалась в отечественной истории начиная с XV века, в период объединения российских земель вокруг Москвы. Он ярко показывает, как власти предержащие, чтобы увеличить свои привилегии и удовлетворить личные амбиции, под предлогом борьбы за религиозное и политическое единомыслие сеяли в народе смуту, толкали его на раскол, духовное оскудение и братоубийственные войны.
Даниил Лукич Мордовцев (1830–1905) автор исторических романов «Двенадцатый год» (1879), Лже-Дмитрий» (1879), «Царь Петр и правительница Софья» (1885), "Царь и гетман" (1880), «Соловецкое сидение» (1880), «Господин Великий Новгород» (1882) и многих других.Герои предлагаемой исторической повести» Авантюристы» — известные политические и общественные деятели времен правления Екатерины II живут и действуют на фоне подлинных исторических событий. Все это делает книгу интересной и увлекательной для широких кругов современных читателей.
Даниил Лукич Мордовцев (1830-1905) — один из самых замечательных русских исторических романистов. Его книги пользовались огромной популярностью среди российских читателей до революции, однако к советскому читателю многие его произведения приходят только в последнее время. Роман «Замурованная царица» переносит читателя в Древний Египет (XIII-XII вв. до н. э.) и знакомят с одной из многих художественных версий гибели Лаодики — дочери троянского царя Приама и Гекубы. После падения Трои юная красавица-царевна была увезена в рабство и попала во дворец фараона Рамзеса III, где вскоре погибла, заколотая мечом убийцы.
Д. Л. Мордовцев, популярный в конце XIX — начале XX в. историк — беллетрист, оставил огромное литературное наследие. Собранные в этой книге романы принадлежат к лучшим произведениям писателя. Основная их идея — борьба двух Россий: допетровской страны, много потерявшей в течение «не одного столетия спячки, застоя…», и европеизированной империи, созданной волею великого царя. Хотя сюжеты романов знакомы читателю, автор обогащает наши представления интереснейшим материалом.«В том взрыве, который имел место в Кремле, сказалось „старое начало“, особенно опасное для всего пришлого, иноземного, „не своего“; сегодня „бояре“, а завтра, кто поручится? Завтра, быть может, „немцы“ станут предметом травли.
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество писателя и историка Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905) обширно и разнообразно. Его многочисленные исторические сочинения, как художественные, так и документальные, всегда с большим интересом воспринимались современным читателем, неоднократно переиздавались и переводились на многие языки.Из богатого наследия писателя в данный сборник включены два романа: «Господин Великий Новгород», в котором описаны трагические события того времени, когда Московская Русь уничтожает экономическое процветание и независимость Новгорода, а также «Державный Плотник», увлекательно рассказывающий о времени Петра Великого.
Творчество писателя и историка Даниила Лукича Мордовцева (1830—1905) обширно и разнообразно. Его многочисленные исторические сочинения, как художественные, так и документальные, всегда с большим интересом воспринимались современным читателем, неоднократно переиздавались и переводились на многие языки. В этом томе представлены два произведения Мордовцева, из жизни Древнего Египта. Роман «Замурованная царица» посвящен времени царствования Рамзеса III. Против фараона зреет заговор, который возглавляет его супруга – царица Тиа.
Даниил Лукич Мордовцев – русский и украинский писатель, историк и публицист. Его сугубо исторические исследования имели у современников успех, сравнимый только с «Историей государства Российского» Н.М.Карамзина. Но история нам понятна тогда, когда мы можем понять чувства минувшего. Художественная проза Даниила Мордовцева исследует чувства и настроения ушедших эпох, она написана живым и образным языком, она экспрессивна и эмоциональна.В книгу вошли роман Д.Мордовцева о Петре 1 «Державный плотник», а также наиболее известные исторические повести писателя.
Очередной том библиотеки, посвященный Отечественной войне 1812 года, включает в себя роман «российского Вальтера Скотта» Д. Л. Мордовцева «Двенадцатый год» (в советское время издается впервые), а также воспоминания современников и уникальные исторические документы, отражающие сложные перипетии дипломатической борьбы эпохи наполеоновских войн.