Сага об угре - [13]
День за днем Зигмунд Фрейд просиживает за столом в своей лаборатории, разрезает угрей, рассматривает в микроскоп и делает записи, ища разгадку тайны. Под микроскопом можно увидеть ответы на все вопросы — таково обещание науки, и если в это не верить, то во что еще остается верить?
Но семенники угря не обнаруживаются, и Фрейд все больше впадает во фрустрацию. По вечерам, около семи, он отправляется на прогулку по узким улочкам Триеста, мимо лавочек и кафе, к морю, где спускающееся солнце превращает поверхность воды в зеркало, под которым скрывается морская жизнь. Он слышит, как портовые рабочие разговаривают на немецком, словенском и итальянском, ощущает запах приправ и кофе, видит, как торговцы рыбой упаковывают остатки утреннего улова, видит женщин с накрашенными глазами, отправляющихся в кабаки на площади. Он видит все это, но в мыслях у него только угорь.
«Мои руки в пятнах красной и белой крови морских обитателей, перед глазами у меня стоит лишь блестящая мертвая ткань, которая постоянно является мне в снах, и я могу думать лишь о больших вопросах, связанных с семенниками и яичниками, — универсальных и важнейших вопросах».
Около месяца Фрейд проводит в простой лаборатории, поглощенный монотонной и бесплодной работой, и в конце концов ему приходится констатировать: он потерпел неудачу. Ему не удалось найти то, ради чего он приехал: мужские половые органы угря и ответ на вопрос о нем. «Я мучил себя и угрей в тщетной попытке найти самца, но все угри, которых я вскрывал, принадлежали к прекрасному полу».
Это было первое настоящее научное задание юного Зигмунда Фрейда, и так сложилась его судьба. Несколько недель подряд он стоял у стола, целенаправленно препарируя угрей, обыскивал их холодные тела в поисках органов размножения. Долгие дни работы, запах дохлой рыбы, липкая слизь на руках. Но ни одного семенника он так и не обнаружил. Фрейд обследовал около четырехсот угрей, и ни один из них не принадлежал к мужскому полу. Он доподлинно знал, где именно в организме угря ему надлежит искать, мог описать, как должен выглядеть искомый орган, однако ему так и не удалось обнаружить его.
В одном из писем к Эдуарду Зильберштейну он нарисовал угря, как бы плывущего сквозь текст. Кажется, на губах у него застыла насмешливая ухмылка. В этом письме он называет угрей тем словом, которое ранее применял для других загадочных для него существ: las bestias.
Что на самом деле обнаружил в Триесте Фрейд? Может быть, по крайней мере первое понимание того, насколько глубоко бывает скрыта истина. Правда об угре или о человеке. Таким образом, угорь повлиял на становление современного психоанализа.
Девятнадцатилетний Фрейд был полным амбиций молодым ученым. Он прибыл в Триест, чтобы написать новаторский отчет, в котором бы он раз и навсегда ответил на вопрос, веками занимавший научный мир: как размножается угорь? И он немало узнал о значении терпеливого и систематизированного наблюдения — эти знания он позднее применит на своих пациентах в психотерапевтическом кресле.
К тому же он приехал в Триест с глубокой верой в науку и в награду, которая ожидает где-то впереди упорно работающего ученого. Но угорь заставил его увидеть свои пределы — как и пределы всей естественной науки. Под микроскопом он не увидел истины. Вопрос об угре остался нераскрытым. Закончив год спустя свой отчет, он вынужден был признать, что по поводу пола и размножения угря по-прежнему ничего нельзя обоснованно утверждать. С самоуничижительной дотошностью он констатирует: «Мои гистологические исследования продолговатых органов не позволяют мне однозначно утверждать, что они являются семенниками угря, — как и опровергнуть это утверждение».
Угорь перехитрил его — вероятно, это способствовало тому, что Зигмунд Фрейд со временем отошел от естественных наук, занявшись куда более сложным и не поддающимся измерению предметом: психоанализом. Кроме всего прочего, угорь посмеялся над ним, если учесть тот факт, во что со временем углубится Фрейд, — угорь не раскрыл ему свою сексуальность. Человек, позднее наложивший отпечаток на все представления ХХ века по поводу пола и сексуальности, которому откроются ранее неизведанные глубины человеческого сознания, имея дело с угрем, даже не смог найти его половые органы. Он отправился в Триест, чтобы обнаружить семенники угря, но выяснил, что загадка не поддается решению. Он изучал сексуальность рыбы, но обнаружил разве что свою собственную.
Во всем этом просматривается ирония судьбы еще и потому, что Фрейда и ранее связывали непростые отношения с водными животными. Много написано о влюбленности юного Фрейда в девушку по имени Гизела Флюсс. Все началось в 1871 году, когда пятнадцатилетний Фрейд некоторое время жил в доме семьи Гизелы во Фрайберге. Судя по всему, Гизела, которой было тогда двенадцать лет, очень привлекала Фрейда. В своих письмах — в том числе тому же Эдуарду Зильберштейну — Фрейд писал о том, как она прекрасна. Возможно, эта встреча ознаменовала его первое сексуальное пробуждение, которое, как бы то ни было, закончилось фрустрацией и вытеснением. Когда несколько лет спустя Гизела вышла замуж за другого, Фрейд придумал ей определение «ихтиозаврия» — «рыбоящерица» — на основании научного названия доисторической водной рептилии, жившей одновременно с динозаврами. Для Фрейда это была подростковая игра слов. «Флюсс» означает «река» или «приток». Гизела как женщина из семьи Флюсс представляла собой своего рода водного монстра, воплощающего в себе вытесненное и отторгнутое, шевелящееся в глубине сознания. То, что Фрейд дал ей прозвище по имени доисторического животного, — возможно, его попытка убедить самого себя, что юношеская неконтролируемая страсть, которую он к ней испытывал, уже осталась для него в прошлом. Больше он не позволит соблазнить себя подобным образом. Пока в Триесте не появляются las bestias как отдаленные потомки этого его первого ихтиозавра.
