Сага о Рорке - [76]

– За Ринга! За Ринга! За дом Рутгера! – воскликнул в исступлении Рорк, всаживая клинок в уже безжизненное тело.

Затмение прошло внезапно, даже в упоении победы мысль об оставшихся пяти ансгримцах остановила Рорка, заставила повернуться лицом к врагам. Но рыцари никак не пытались прийти на помощь своему собрату или атаковать Рорка. Пять всадников в странном оцепенении замерли в сотне шагов от Рорка, лишь наблюдая за тем, как норманнский воин добивает Титмара.

А дальше произошла и вовсе странная вещь: ансгримцы вдруг развернули коней и поскакали прочь с поля боя. Рорк закричал им вслед, повторяя раз за разом свой боевой клич, но рыцари Ансгрима продолжали удаляться, и вскоре последний из них исчез за краем леса. За ними ускакали и два коня с пустыми седлами – лошади Кайла и Титмара.

Пошатываясь от усталости, Рорк выпрямился в полный рост, оглядел поле боя. Четыре лошади без седоков бродили по полю, их хозяева, убитые, раненые или оглушенные, лежали там, где их настигло оружие рыцарей из Ансгрима. Рорк оставил заботу о них воинам, которые во множестве бежали из-за засек к полю битвы. Он поспешил туда, где был Турн.

Старый кузнец лежал на спине, широко раскинув руки: лицо его было спокойно, глаза закрыты. Турн словно отдыхал, позабыв обо всем. Рорк в горячке боя не видел момент, когда его единственного друга сразил двуручный меч Леха, Красного рыцаря. Кровавое пятно, широко расползшееся по снегу, изрытому конскими копытами, да зияющая рана на затылке – их Рорк даже не заметил сразу. Помраченное пережитым напряжением сознание Рорка никак не могло принять смерть Турна, поэтому он сначала заковылял было дальше, пройдя мимо тела, будто и не Турн то был вовсе. Великая гордость за содеянное переполняла Рорка, и не было в его сердце места скорби. Улыбаясь, он опустился на колени у тела кузнеца, зашептал покойному в ухо:

– Я победил их, старик! Двоих в одном бою. Я сделал это! Ты был прав, они ведут себя, как дикие звери. Тот, кто знает повадки зверей, может бить их. Они смертны, Турн! Я пустил им кровь. Теперь они лежат презренной падалью, а ведь их боялись, их считали непобедимыми!

Постепенно реальность входила в сознание Рорка, и юноша почувствовал, как текут слезы у него по щекам. Он улыбался, а из груди его рвались рыдания. И вдруг безмерное горе прорвалось протяжным воем: так когда-то в смертной тоске выл он над телом матери.

– Что ты сделал, старик! – воскликнул он, сжимая кулаки. – Ты не должен был идти! Твоя нога еще не зажила. Опять одного меня оставил! Одного оставил!

Рорк не замечал, как переменились обращенные на него взгляды словенских и норманнских воинов. Глаза всего войска союзников взирали на него, а он этого не видел. Великая тяжесть навалилась на него, будто не победил он, а проиграл эту битву. И когда подхватили его руки воинов, подняли и понесли к боевым порядкам союзной армии под восторженные крики и стук мечей о щиты, лишь печаль наполняла сердце юноши, потому что следом несли трех мертвых и трех раненых, шестерых из семи храбрецов, вышедших на поединок с дикой охотой Аргальфа.

II

Спокойствие над Луэндалльской равниной не нарушалось до наступления сумерек. То ли банпорский король действовал строго по задуманному плану и не желал торопиться, то ли его так потрясла гибель двух из семи его ансгримцев, но лишь после полудня из-за леса появились передовые колонны вражеской рати. Настойчиво и ритмично, колонна за колонной, выдвигались они к Луэндаллю, заключая холм в смертельное полукольцо.

Браги сохранял пугающее хладнокровие. Он оставался невозмутимым даже когда тело Ринга, равно как и тела Ведмежича и Турна, были по его приказу положены на костры вблизи церкви, однако приказа поджечь погребальные костры Браги не отдал. Никто не мог знать, что творится в душе у старого ярла, но все понимали – Браги готовит своим погибшим поединщикам и погибшему сыну особые похороны. Лишь об одном спросил Железная Башка – как чувствуют себя раненные в схватке воины. Отец Бродерик хоть немного утешил ярла. Больше всего досталось Горазду, которого Золотой рыцарь огрел боевым молотом по шлему, и теперь старший Рогволодич даже не приходил в чувство. К счастью, раны Эймунда и молодого Инглинга оказались легкими, они чудом отделались царапинами и ушибами, и теперь оба рвались в бой, чтобы отомстить за свое поражение.

Прошел третий час пополудни, начало быстро темнеть. Воины первого круга обороны начали волноваться: еще немного, и тьма опустится на землю. Прошел новый, напугавший всех, слух, который привезли дозоры, наблюдавшие за войском Аргальфа: над вражеским войском развеваются хоругви ансгримцев, и их опять семеро. Молодежь испуганно чурилась, бормотала заклинания, воины постарше находили разные объяснения. Никто не хотел думать о худшем. На всякий случай воины надевали под доспех амулеты, шептали наговоры на оружие: могло статься, что предстояла встреча с чем-нибудь сверхъестественным. Успех Рорка, убившего в одном бою двух ансгримцев, никого не успокоил – ведь Рорк был одержимым, таким же испорченным нечистой силой, как и ансгримские воины-колдуны. Однако северяне умели встречать любую опасность и отступать им было некуда. А еще всех удивляла и озадачивала непонятная уверенность Железной Башки, который, несмотря на потерю сына, был спокоен и невозмутим, и только изредка ругательство срывалось с его губ, если взгляд Браги Ульвассона падал на чернеющие на равнине ряды вражеских воинов.