Сага о Кае Эрлингссоне - [40]

— Никак соль?

— Она самая. Раз вас хуорка в черном теле держала целый год, теперь она же вас будет кормить, коли правильно ее засолите.

Понемногу выносили и остальные товары, которые показывались Олову, как главному в деревне, и тут же уносились в дома.

— Мы в долгах не останемся. У нас шкур набралось на целый кнорр. Дикого меда насобирали полно. Зерно неплохо уродилось в этом году, еще немного и будем убирать.

— Кай! — оглушительно завопила белоголовая девчонка в длинном до пят платье и помчалась с обрыва на берег.

Я расплылся в глупой улыбке, но сразу убрал веселость с лица и нахмурился. Чего это я должен улыбаться каждой мелкой пигалице?

— Кай! Ты приплыл!

Ее глуповатое лицо изменилось за это время. Она округлилась в щечках, стала больше соответствовать своему имени, ранее сонные глаза были широко распахнуты, и вообще вся она ожила, будто гибель семьи пошла ей на пользу.

— Я говорила дядьке Олову, что ты скоро придешь и приведешь подмогу. Я ведь говорила, дядька Олов, говорила? — запрыгала она возле, не обращая внимание на мое выражение лица.

— Говорила-говорила, — рассмеялся бородач. — Так, Эрлинг, беда же не приходит одна, верно? Вот и у нас помимо хуорки завелось еще одно чудовище, языкастое, увертливое, колкое. Может, ты и от него нас избавишь? К тому ж это чудовище твой сын к нам и привел. Она каждый день с утра и до ночи ждала его возвращения, бегала то на берег, то к лесу. Всех девчонок в деревне застращала, и даже мальчишкам доставалось от нее. Все же неправильно, когда детишки, что под столом не склонясь проходят, получают руну. У них еще и разумения нет, а силы уже хоть отбавляй.

— Это и есть та самая Ингрид, что спаслась из Растранда? — глянул на нее отец. — Что ж, подумаю, что тут можно сделать. Моя Дагней давно о дочке мечтает, может, милостивая Орса в благодарность за эту душу обережет нам ребенка.

Я еще сильнее нахмурился. После моего рождения мать тяжелела еще несколько раз, но все как-то не складывалось, то скинет ребенка прежде срока, то дите помирало, едва успев на свет появится. Повитуха говорила, что не будь у мамы второй руны, то и она бы уже давно померла, но божья благодать хранит не только воинов, но и рожениц. Мамиров жрец сказал, что следующий ребенок появится после второго, но станет первым. Если считать, что я уже не дитя, тогда выживший младенец становится единственным. А если родители удочерят Ингрид, тогда и получится, что тот, что в животе матери, появится после второго ребенка. Хотя я мог напридумывать лишнего, ведь волю богов и слова жрецов простым людям сложно понять.

— Пойдем, Кай, я покажу, чему меня тетка Агнета научила. Я теперь и тесто могу замесить, и прясть научилась, а еще я лучше всех жерновки кручу. А еще я теперь доить коз умею. А тетка Агнета сказала, что мою старую тетку надо бить палками за то, что она чуть хорошую девку не сгубила. А теперь я всему выучилась и стану толковой женой.

Отец и сторбашевские воины расхохотались так, что вспугнули птиц, которые клевали ошметки мяса, разлетевшиеся от хуорки.

— Мда, сын, все как-то не ладится у тебя с бабами, да? То слишком староваты, то наоборот чересчур молоды. Эх, хороша девчушка. Заберу ее у тебя, Олов, заберу!

Я покраснел, но говорить ничего не стал. Ингрид хоть и получила руну, но ума ей это не прибавило. Что толку на дуру обижаться? Так что я лишь хмыкнул и пошел за девчонкой. Пусть похвастается своими умениями, порадуется.

Глава 14

Второй день празднования победы над хуоркой я не вынес. Ушел в разгаре пира, когда воины выпили уже не по одному рогу хмельного пива. Столы ломились от снеди, и из мясного была лишь эта злосчастная хуорка, чью плоть запекали, жарили, отваривали с репой, замачивали в пиве, выкладывали и огромными кучами, и мелко нарезанными кусочками, плавающими в бульоне. Я заподозрил, что оловцы, не имея возможности продать или обменять зерно, дружно решили заготовить браги, да побольше, чтоб на всю зиму с лихвой хватило. С каждого двора приволокли по бочонку. И если вчера пили всё подряд, воздавая хвалу Флиппи, Хунору, Эрлингу и их предкам до пятого колена, то сегодня решили сравнить, у кого брага веселее и забористее. К закату все уже и позабыли, с чего начался спор. Я же пить не торопился, помнил, как чуть не опозорил себя в Сторбаше. В этой деревне я такой славы о себе оставлять не хотел.

Я вышел из гостеприимного дома, вдохнул свежий воздух и тут же скрючился от боли, не в силах выдохнуть.

— Я тебя уже два дня жду, — обвиняюще сказала Ингрид, потирая кулачок. — Ты обещал посмотреть, что я теперь умею делать, а до сих пор не посмотрел.

— Ты же сама видела. Ребята позвали поговорить, а потом на пир надо было идти.

— Вот теперь пойдем! — она схватила меня за руку и потащила в дом тетки Агнеты. Хватка у нее была недетская.

Не глядя ни на Агнету, ни на ее дочек-сыновей, Ингрид провела меня в дом, взяла горящее полено из очага и поднесла его к столу.

— Видишь, вот эти лепешки я испекла сама. Ешь!

Я провел рукой по переполненному животу, но отказаться не посмел, поднес одну лепешку ко рту и укусил. Что-то хрустнуло. То ли зуб не выдержал каменной твердости хлеба, то ли корочка все же поддалась со звуком переломленного ветром дерева. Я осторожно отложил лепешку и потрогал зуб: так и есть, один обломался и теперь больно царапал язык.