Сага о Хельги - [99]

Остальных священников и воинов, что были с ними, пруссы отпустили, но за возвращение тела Одолберга назначили цену в золоте. И пришлось Бурицлейву изрядно потратиться, чтобы у него в Гнезно появились мощи священника, которого они назвали мучеником за веру. Ульф ездил к пруссам, потому как многих из них он знал, и передавал им выкуп за тело. А голову Одалберга пруссы так и не отдали, сказав, что золота, что он привез, мало. Но и того, что они получили, хватило, чтобы вожди их снова передрались. А когда в их землях снова появились десять кораблей Гудбранда, то ни один не осмелился бросить ему вызов. Они все разбежались, и только Ульф вышел навстречу викингам.

Тут все заговорили наперебой и после долгих споров сошлись, что лучше бы Одолберг отправился к Олафу Трюггвасону. Там его ловкость с топором пригодилась бы. Ведь и сам Олаф не раз со своими людьми рубил идолы старых богов.

— Но на этом беды Бурицлейва не прекратились, — продолжил Ульф. — Сначала он решил жениться и припомнил, что был у них с конунгом Свейном уговор касательно сестры конунга Тюры, которую Свейн обещал отдать за Бурицлейва в обмен на его сестру Гунхильд.

Но тут его перебил Рагнар Лысый:

— А Тюра уже разменяла третий десяток и не отличалась покладистым нравом. Вместо того, чтобы помогать Свейну управляться с его многими усадьбами, она проводила всё свое время со священниками и молилась Белому Христу. Потому Свейн и рад был, что, избавив себя от вечно причитающей старой девы, получит еще и союз с Бурицлейвом.

— Однако Тюре не понравилось у Бурицлейва, — продолжил Ульф. — Не по нраву ей пришлось в Гнезно, жаловалась она на простые нравы и на то, что сам Бурицлейв опивается пивом и после этого становится груб с ней. Хотя здесь, думаю я, и сама она тому виной была. Не ждет от жены конунг, возвращаясь из похода, что она расскажет ему про Белого Христа и его священников. Потому недолго Бурицлейв искал ласк Тюры и вскоре снова стал пропадать со служанками. А Тюра, увидев, как ночью в его покои входят другие женщины, со своим слугой Озуром сбежала от мужа. И меня, не успел я еще вернуться от пруссов, Бурицлейв сразу послал к Свейну требовать, чтобы тот вернул ему жену.

Тут снова начал говорить Гудбранд:

— Да только Тюра, видать, так боится своего брата, Свейна, что не вернулась к нему в Еллинге, и теперь никто не знает, где она.

Кетиль сказал:

— Если она так часто молится Белому Христу, как о том говорят, то есть только два места на земле, где ей будет хорошо: в Риме, где многие тысячи людей, как я слышал, больше ничего не делают, а только молятся своему богу, и у конунга Олафа. И на твоем месте, Ульф, искал бы я Тюру в Норвегии.

Тут Рагнар обернулся по сторонам и спросил:

— А кто-нибудь здесь видел Хельги Скальда. Долго скучал я без его вис.

На это снова ответил Кетиль:

— Хельги, видать, соскучился по другому. Он со своей невестой не виделся два с половиной года. Надо быть Рагнаром Лысым, чтобы думать, что в это время будет он ждать, не захочет ли кто услышать его висы.

А Хельги, и правда, был с Ингрид. Сначала, пока они были еще на корабле, она сидела рядом с ним и рассказывала про гибель Одда, про их бегство в Свитьод и про суд, который держал конунг Олаф. Потом, на берегу, поблагодарив Эдлу, Ингрид взяла Хельги за руку и повела к дому, где они жили. Там она привела его в маленькую комнатку, которую они делили с Сигрун, заперла дверь и сказала:

— Мы могли бы подождать до свадьбы, но пока все на пиру, мы будем здесь вдвоем. Я не хочу упустить такой случай. Покажи же, Хельги Скальд, научился ли ты в своих странствиях обращаться с женщинами.

Хельги поцеловал ее губы и сказал:

— С нашими воинами достаточно один вечер посидеть у костра, чтобы всему научиться.

— Но ты, я вижу, предпочитаешь сидеть у костра с прекрасными пленницами, — сказала Ингрид лукаво.

— Только если они сами выбирают меня из семи сотен воинов, — ответил Хельги и развязал ее пояс.

— Ты стал могучим воином, Хельги сын Торбранда? — спросила Ингрид.

— Как и обещал своей любимой девушке, — ответил Хельги и, сняв свой пояс с мечом, бросил его на пол.

Ингрид прижалась к нему, и они снова поцеловались. Потом они оба остались в одних рубахах, Хельги поднял Ингрид на руки и отнес на широкую лавку, которая заменяла Ингрид и Сигрун кровать. Он положил ее и лег рядом. На лавке им было тесно, и Ингрид сказала:

— Будет лучше, если кто-то из нас будет сверху. И сначала это буду я, — сказала она, сняла с себя рубаху и легла Хельги на грудь. Он начал целовать ее, гладить ей груди, постепенно их страсть распалялась, и вскоре Хельги сказал:

— Теперь моя очередь быть сверху.

А Игрид ответила:

— Только будь нежен, Хельги Могучий. Я кое-что сберегла для тебя.

И они занимались любовью весь вечер, пока шел пир, а потом, когда женщинам пора было уходить, догадливая Эдла позвала Сигрун спать у нее, так как Олаф обычно до утра засиживался с дружиной.

А на следующее утро Хельги и Ингрид вышли на площадь городка и сказали всем три раза, что отныне они муж и жена перед богами и людьми. И на Ингрид был золотой браслет, который Хельги подарил ярл. И после этого они снова пировали, но в этот раз Сигрун сказала, что теперь ее с Бьёрном очередь оставаться дома, пока все пьют и гуляют. Так что брачную ночь Ингрид с Хельги провели на сеновале, куда их пустил один добрый бонд.