Сафьяновая шкатулка - [84]

И вот сейчас он решился. Ухватившись одной рукой за перила веранды, а другой опершись на подлокотник кресла, он осторожно опустил ноги и встал. Перенес левую руку с кресла на перила и несколько секунд постоял, неуверенно переминаясь с одной ноги на другую. Затем медленно повернулся лицом к двери, расположенной так, что, идя к ней, приходилось сразу же оторваться от перил и, ни за что не держась, пересечь веранду — всего пять шагов. Был, однако, и другой путь, более безопасный, но длинный: опираясь на стены, пройти по краю всей веранды и так добраться до двери. Этот путь пугал своей бесконечностью.

Прикинув на глазок, мальчик избрал первый. Оторвав руки от перил, он постоял немного, как бы проверяя, насколько можно довериться обретенному равновесию. Решив, что довериться все же можно, он сделал шаг и тут же остановился, удивленно открыв рот.

Еще недавно ноги казались пудовыми, и передвинуть их на постели стоило неимоверных усилий. Эта чугунная тяжесть в ногах, казалось, навсегда врезалась в память. А тут нога вдруг пошла легко, без ожидаемых усилий, как бы сама собой. Эта легкость поначалу даже испугала мальчика своей непривычностью и тем, что вынуждала его сразу же, не сходя с места, переключиться на эту необычность и освоиться с нею.

Он сделал еще один шаг, не столько затем, чтобы продвинуться немного вперед, а скорее затем, чтобы заново почувствовать эту необыкновенную легкость в ногах и во всем теле, которая, несмотря на пугающую непривычность, доставляла ему острую, насквозь пронизывающую радость.

Еще три шага — и вот распахнутая настежь дверь в комнату. Но тут он наткнулся на неожиданное препятствие — порог. Он возвышался над полом на целых шесть или семь сантиметров! Мальчик растерянно остановился, ухватившись за край дверного проема: надо было обладать отчаянной решимостью, чтобы перешагнуть через такое препятствие… Он уже хотел окликнуть мать, но в этот момент чьи-то руки приподняли его, перенесли через порог и бережно опустили на пол. Мальчик обернулся назад и увидел, что веранда полна народу. Видимо, они с самого начала наблюдали за его попытками самостоятельно идти и поняли, что он хочет преподнести матери сюрприз. Мальчик на всякий случай приложил палец к губам, те понимающе закивали. У всех был заговорщицкий вид. Они остались на веранде, а мальчик, передохнув, зашагал дальше, хватаясь за спинки коек не столько потому, что устал, сколько будучи не в силах преодолеть искушение опереться на что-нибудь твердое.

Мать спала на последней койке, уютно свернувшись калачиком и накрывшись одеялом, и сейчас казалась такой маленькой и беспомощной и так сладко спала, что разбудить ее не поднималась рука. Но мальчик устал, и ноги его дрожали от слабости. К тому же курортники, подталкивая друг друга, просовывали головы в дверной проем в нетерпеливом ожидании увидеть финал многомесячной эпопеи хождения по мукам этой безмятежно спящей сейчас женщины.

— Мама, — позвал мальчик.

Нора открыла глаза, бессмысленно посмотрела на него, затем вздохнула и спокойно повернулась на другой бок.

Мальчик растерянно поглядел на толпившихся в дверях курортников. Они жестами подбадривали его.

— Мама…

Как будто невидимая стальная пружина, развернувшись, с силой вытолкнула женщину с койки.

— Мальчик мой!.. — Она порывисто прижала к себе сына, да так и оцепенела, закрыв глаза. — Наконец-то…

Какая-то женщина всхлипнула, кто-то из мужчин пробормотал:

— Черт знает что… Кхм…

— Врача позовите, зовите Кадымова!

Весть о происшедшем распространилась по курорту с быстротой телеграфа, люди со всех сторон сбегались в гостиницу, до отказа заполнили комнату и просторную веранду.

Вскоре, запыхавшись, прибежал и доктор Кадымов — рослый, на целую голову выше всех, худощавый и смуглый до черноты, с седеющими волосами. Он с трудом протиснулся сквозь плотную толпу, которой некуда было расступиться. Следом за ним шла его жена.

— Товарищи, — смеясь, увещевал Кадымов, — товарищи, дайте же пройти, я ведь как-никак главврач, черт побери!

Протиснулся наконец к последней койке, на которой сидел мальчик с расплывшимся в счастливой улыбке лицом, и, пряча волнение, потрепал его волосы.

— Ну-ка, пошагай немного, малыш, посмотрю, как ты это делаешь. — Однако, сообразив, что шагать малышу, собственно, негде, повысил голос: — Товарищи, выйдите на веранду, мне надо осмотреть мальчика.

Часть людей вышла из комнаты, а оставшиеся подались назад, освободив проход между рядами коек. Мальчик сделал два шага и, вскрикнув, закачался. Кадымов бросился к нему и подхватил у самого пола, уложил на койку.

— Ничего, все в порядке, ты просто устал. На сегодня хватит. — И, обернувшись к Норе, добавил: — Не разрешайте ему ходить, он может только навредить себе.

И, подумав немного, как бы подводя итог всему, он сказал то, о чем думали все, но молчали:

— Теперь могу признаться: у меня не было никакой надежды на такой исход. Спасибо вам, Нора, вы нам здорово помогли. — И, склонившись, вдруг поцеловал ее руку. Он был немного старомоден, этот доктор Кадымов. Но люди не замечали этого, они улыбались, растроганные тем, что сейчас произошло, и у них, как у всех людей, так или иначе причастных к чужому счастью, были в тот момент чуточку глупые лица.