Сафари - [71]

Это действительность. А вот легенда. Давно, очень давно мвато-ямбо сделались тиранами. Один из них, правивший примерно в 1600 году, возжелал быть владыкой луны и солнца. Для этого он приказал своим подданным строить в поднебесье башню. Тысячи людей, согнанных со всей страны, пытались создать ее. Но как только башня начинала возвышаться над лесом, она рушилась, погребая под собой строителей. И чтобы спастись от гибели, люди начали покидать Мвато-Ямбо.

Так объясняет легенда причину великого переселения балуба и балунда. Во главе многих беглецов стали казембе, они не хотели подчиняться самодурству верховного вождя. Одни казембе повели своих людей туда, где «не было земли, а трава и деревья росли прямо из воды». Другие пошли дальше на юг, где «сухая земля и мало воды».

В легенде много правды. Очень многие замбийские племена родственны конголезским, и даже сегодня они называют своей прародиной Конго. Люди, осевшие там, где «трава и деревья росли прямо из воды», — это племена, населяющие болота Бангвеулу: лунга, батва, мукулу, нгумбо, ауши, кабенде. Все они говорят на диалектах чилуба, языка, который употребляли правители Мвато-Ямбо. И у всех у них один тотем — «Бена-Нгома» — большой барабан, как и у самих балуба.

А люди, ушедшие на юг, в сухие земли, — это бемба, ведущие свою историю от «страны Кола», и сами замбийские лунда. Их привел казембе, провозгласивший себя затем вождем замбийских лунда.

Все вожди этих племен, взойдя на престол, присваивали себе титул и имя Казембе. В отличие от нумеровавших себя мвато-ямбо все казембе хотели быть только первыми, называться, скажем, Казембе XVIII считалось оскорбительным. Поэтому разобраться в хронологии царствующего дома замбийских лунда, по-моему, совершенно невозможно.

Первым из европейцев до столицы Казембе добрался в 1796 году португалец Перейра, который пришел сюда из Софалы. Судя по его записям, Казембе был тогда крупным городом, «улицы которого ежедневно поливали водой». Правитель лунда имел в своем войске двадцать тысяч обученных солдат и жил в просторном дворце.

Но когда в ноябре 1867 года сюда прибыл Ливингстон, от величия и Казембе-царя и Казембе-столицы уже осталось немного. «Резиденция вождя окружена стеной из тростника высотой в восемьдесят футов. Въезд украшен шестьюдесятью человеческими черепами. Народ здесь, по-видимому, самый дикий из всех видимых мною…» — записано в дневнике Ливингстоном.

Сейчас в Казембе, конечно, уже не найдешь черепов на частоколах, окружающих хижины, но в остальном этот город, где в свое время похозяйничали португальцы, мало изменился со времени Ливингстона: те же плантации кассавы, среди которых в беспорядке разбросаны клочки полей с арахисом, сорго, хлопком. Кое-где торчит несколько масличных пальм, под ними — тростниковые хижины.

Пребывание в Казембе неожиданно облегчилось тем, что и в самом городе, и в округе оказалось много людей, говоривших на суахили. Хамид, предоставивший мне свою машину, рассказывал, что дед его пришел в эти места с Занзибара в караване работорговцев. Пришли с побережья и многие другие люди, принесшие сюда язык суахили. Большинство из них брали себе в жены женщин местных племен, поэтому здесь создалась народность полукровок, известная в Замбии под названием «бангвана».

По берегу озера Мверу

Эмигранты из Европы, осваивая Американский континент, давали новым поселениям названия своих родных городов. Так в прериях появились Эдинбурги, Одессы, Парижи… То же самое было и в Африке. Суахилийские купцы и работорговцы, пробираясь сквозь никем не исследованные районы, создавали в дебрях фактории и крепости, которые нарекали именами тех мест, откуда начинались их экспедиции. Так вдали от побережья, в лесах Итури, возникли географические тезки Момбасы и Дар-эс-Салама, куда я, к собственному удивлению, попал, путешествуя по Конго. Сюда же, до Луапулы, добирались купцы из Килвы. И на озере Мверу они создали точный, правда миниатюрный, аналог своего могущественного города: на небольшом острове Килва посреди озера — склады товаров под охраной крепости, а на материке (ныне конголезской территории) — город Килва, откуда совершали набеги на окрестные селения.

Работорговцы из Килвы были самыми жестокими, самыми неразборчивыми в средствах среди продавцов «живого товара». Ливингстон путешествовал здесь уже на закате работорговли, но, перелистывая его дневники, то и дело наталкиваешься на упоминания о разрушенных деревнях и дорогах, усеянных трупами в кандалах. Особенно кровопролитными были стычки между племенами, чьи вожди были подкуплены работорговцами и ловили собственных братьев в кабалу, и теми, кто хотел быть свободным.

В конце прошлого века воины племени ваньямвези, нанятые уже знакомым нам по Занзибару знаменитым «собирателем сокровищ» Типу-Тиба, разграбили столицу лунда, а голову убитого Казембе накололи на шест. Когда в 1899 году Британская Южно-Африканская компания решила прибрать к рукам земли лунда и послала против Казембе карательную экспедицию, то сражаться по сути дела ей было уже не с кем. Государство лунда было разрушено, хозяйство разорено, мужское население истреблено, измельчавшие царьки враждовали между собой. Работорговля создала прекрасную почву для последующей колонизации внутренних районов Африки империалистическими державами: сопротивляться колонизаторам порою было некому.