Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века - [71]

А Уд тем временем выбирался на мостки и увидел, как в конце откоса из ворот монастырской башни гуськом потянулись к реке фигурки в черных длинных одеждах. Уд остановился. Дойдя до воды, фигурки почти без промедления из черных превратились в белые. Да, это были послушницы, им разрешалось купаться только в рубашках и только после девяти вечера.

До Уда, как брызги, долетали смех и россыпи девичьего визга, такого же, как где-нибудь на пруду, в деревне, в душный летний вечер. В сумерках десятки белых рубах, как белые лебеди, вскипали белизной на воде и били крыльями… Жизнь. Всюду жизнь!..

4

Когда около десяти вечера Уд подходил к гостинице, к нему навстречу выбежали имиджмейкер и начальник службы безопасности. На них, что называется, не было лица. В здании захудаленькой трехэтажной гостиницы шел плановый ремонт, половина номеров была изъята из эксплуатации, а из другой половины «попросили» всех, чтобы поселить штаб кандидата в президенты и его группу сопровождения. Для самого Уда не нашлось даже полулюкса, пришлось по договоренности с дирекцией ломать стену и из трех номеров сделать один большой, срочно привести все в порядок, из лимузина вынули ванную и втащили наверх через окно (на третий этаж — благо там была лебедка и висела строительная люлька), смонтировали всю сантехнику в угловой комнате, вывели тараканов и мышей, продезинфицировали матрацы (постельное белье и все банное было свое), придали помещению вполне жилой и даже благоустроенный вид.

— …а вас все нет и нет, — захлебывался Голосковкер, у него явно отлегло от сердца.

— Мы проследили ваш путь, шеф, от рынка до мостков у монастыря, — сказал начальник охраны. — Где же мы вас потеряли? Мы весь ваш путь прохронометрировали по минутам. Нашли и допросили того алкоголика, ну того, что вас за горло взял возле рынка, и старух допросили, и этого одуванчика божьего, который в дачном поселке по самозахвату живет…

— Ты что, мудак, и его обидел?! Да он меня кормил! Лапиков! Срочно к нему! Дашь ему много-много денег. Слышишь? Пять тысяч. Не меньше, Лапиков! Нет, дай десять!..

Уд разнервничался. Голосковкер, чтобы немного разрядить обстановку, сказал с улыбкой, что телохранители искали его даже на кладбище.

— Пошли искать в казино, но оказалось, что в городишке нет ни одного казино и ночного клуба. Верный признак, шеф, что не водится здесь веселая, то есть лишняя копейка… В общем, вас искали где угодно, но только не у стен монастыря, где у монахинь купальня.

Голосковкер хотел изобразить игривую улыбку, но напоролся на холодный взгляд.

— Давай к делу.

Имиджмейкер протянул ему листки с наброском завтрашней речи перед избирателями.

— Хорошо. А сейчас оставь меня.

Когда тот ушел, Уд незряче взял один из листков, заглянул, напал на подчеркнутую строчку: «Задержки с выплатой зарплат и пенсий — это позор партии власти».

И наутро уже в Доме культуры Уд с трибуны произносил свою речь:

— …в то время как везде в мире трудящиеся борются за повышение пенсий и оплаты труда, у нас в России люди борются за выплату хоть какой-нибудь зарплаты, хоть какой-нибудь пенсии… — Уд сделал маленькую паузу, обвел взглядом неполный зал. — Но я, дорогие мои, не поленился и зашел рано утром в ваш архив и почитал про историю вашей прядильной фабрики. Вы сами знаете, что Товарищество мануфактуры основал с тремя миллионами капитала купец Асигкрит Яковлевич Балин. Вот я вижу в этом зале немало старых людей. Может быть, кое-кто помнит, что на лугах товарищества тут, за рекой, паслись два огромных стада коров по нескольку сот штук в каждой, и они принадлежали рабочим и служащим товарищества. Вот так, товарищи! Сейчас у нас подражают капитализму. А старые русские предприниматели давно понимали, что чем больше вложишь в работника, тем больше от него получишь.

По залу прошел негромкий гул одобрения, раздались разрозненные хлопки.

— У вас будут бродить за рекой тучные стада коров! — провозгласил он с артистическим пафосом. — У вас будет все! — Он опять обвел взглядом зал. — И запомните: я буду заботиться обо всех. Я буду честным президентом и для тех, кто проголосует против меня. Они тоже мои.

Последняя фраза из речи в городе Южа вошла в его «Обращение к нации», которое было опубликовано в последний день предвыборной кампании, за сутки до голосования.

После выступления Уда кое-кто потянулся к выходу, но тут в зале погас свет, на сцену упал прямо сверху, с колосников (на невидимом капроновом тросе) какой-то полуголый человек в черных шароварах. Обнаженные участки тела были у него разрисованы как бы в виде членисто-пунктирных суставчиков скелета. Это был скандально известный полусумасшедший певец по прозвищу Тарантул из рок-группы «Череп Йорика». С первых секунд его выхода имиджмейкер понял, что его нельзя было брать в группу поддержки. Для Петербурга, Москвы, Красноярска — он годился, но не для этого региона… Зрители смотрели на происходящее молча и смирно, хотя обычно на концертах Тарантула стоял вой и первые ряды срывались к эстраде, чтобы дергаться, подпевать, качаться, визжать…

Минут через десять Тарантул уже впал в фирменное неистовство. Во время исполнения своего хита «Мама, мама, меня любил дебил» он откусывал головы у живых цыплят, выплевывая их в специальный ящик, испражнялся за невысокой ширмочкой, на которой был нарисован череп (надо думать, бедного шута), а в финале он из какой-то емкости достал настоящих тарантулов, облепил ими свою грудь, упал на спину и начал извиваться в психеделических корчах. Казалось, он потерял над собой контроль, но когда пополз занавес, Тарантул вдруг вскочил и вполне впопад диким голосом закричал в микрофон, чтобы все голосовали «за клевого — угарного — русского — мужика — Уда-а-а Кич-хо-ко-ва-а-а…».