Садок для рептилий Часть II - [14]

Короче, обобрал я другое селение и двинулся вниз по реке, увозя еще два боевых каноэ с золотом, гранатами, рубинами и так далее. Мне бы на том и угомониться. Но ведь успех кружит голову.

Я заночевал в хижине одного португальца, мелкого торговца, предварительно купив у него белый костюм сурового полотна, две сорочки, пару брюк и иную одежду.

— Ваша слава бежит впереди вас, — сказал португалец, завистливо разглядывая меня и золотые самородки, которыми я с ним расплатился. — Вдоль всей реки вас прозвали Человск-Тикток. А ведь я случайно знаю, что в тикток не умеет играть ни один белый — этой игре надо обучаться двадцать лет. Как вы это делаете?

— Сноровка, — пояснил я.

— Ну, дайте мне еще один самородок, а взамен получите хороший совет… Спасибо. Мой вам совет — отправляйтесь-ка прямиком на Амазонку и по ней к океану. Не останавливайтесь в следующем селении (у вас на пути будет всего одно) и не играйте там. Индейцы племени эспорко — отъявленные головорезы. Не искушайте судьбу. За четыре унции золота я снабжу вас превосходным оружием — револьвером бельгийского производства.

Револьвер я взял, а советом пренебрег, и на рассвете мы продолжили свой путь. К концу дня навстречу нам выплыли несколько каноэ. Мои гребцы сплюнули за борт и сказали:

— Эспорко, хозяин… очень плохо.

— Они что, нападут на нас? — встревожился я.

— Нет.

Гребцы растолковали мне, что индейцы-эспорко — самые прожженные плуты и пройдохи на всем плато Мату-Гросу. Но я, любовно сжимая в ладони тикток, подметил, что в каждом каноэ сидит девушка, на каждой девушке ожерелье из неограненных рубинов, а кроме ожерелья — почти никакого убранства. Мужчины же, высокие и крупные, как все индейцы, отличались приятными, непринужденными манерами, оружия при себе не имели, улыбались от уха до уха и излучали хорошее настроение. Они обратились ко мне с приветствием, величая «синьор Тикток», а девушки закидали меня цветами.

Мой старший гребец — вот вам некоторым образом штришок — буркнул:

— Когда эспорко приносят цветы — не выпускай ножа из рук.

Таков дикарский вариант древней мудрости «Бойся данайцев, дары приносящих».

Все же я распорядился причалить к берегу и был вознагражден взрывом восторга. По распоряжению вождя зарезали нескольких козлят. Я преподнес ему мешок соли, которая в тех краях ценится на вес золота. Состоялся пир с обильным возлиянием шипучего напитка вроде мексиканского мескаля, только бразильский пьется полегче и хмель от него помягче.

Немного погодя перешли к делу. Я намекнул о своем интересе к рубинам. Вождь сказал:

— Вон те красные побрякушки? Какие пустяки.

И, сняв с одной из девушек великолепное ожерелье, он швырнул его в реку (как выяснилось позднее, в том месте была заблаговременно натянута сеть, чтобы ожерелье не пропало).

— Я слыхал, что тебя интересуют камни, — сказал он, пока я сидел с разинутым ртом. Вождь куда-то отошел и вернулся с неограненным бразильским алмазом величиной в два мужских кулака.

Обуревавшего меня волнения я не выдал, произнес лишь:

— Занятно. И сколько же ты за него хочешь?

— Он бесценен. Я побывал в чужих краях и знаю, как дорожат подобными камнями люди твоего народа. Знаю также — все мы, выросшие на этой реке, знаем, — что получится, если разнесется весть о здешних золоте, рубинах, изумрудах и алмазах. Люди твоего племени набросятся на нас, как ягуары, и сотрут с лица земли. А нам-то всего хватает, мы всем довольны и считаем, что побрякушки приличествуют лишь юным девицам. Нет, мой друг, алмаз не продажный. Но вот что я тебе скажу: ведь это же игрушка, так давай сразимся за нее. Ты славишься как великий мастер тиктока. По странной случайности, и за мной упрочилась такая слава. Итак, что ты ставишь против этого камня?

— Три каноэ с сокровищами, — предложил я.

Тут встревает один из сыновей вождя:

— Воздержись, отец! Этот человек — колдун. По всей реке известно, что у него есть мыслящий орех!

Вождь, заметно под мухой, прикрикнул:

— Цыц, сосунок! Это небылицы! Сплошное суеверие. Тикток — игра, тикток — мастерство, а я владею им получше любого жителя здешних берегов. — Он раскипятился. — Кто дерзнет оспаривать мое мастерство?

Никто не дерзнул. Очертили круг, разложили в подобающем порядке десять орехов. Я насилу уломал хозяина начинать первым. Все тихо ахнули, когда он, опустившись на колени, опустошил круг двумя безупречными ударами, — ахнули и захлопали в ладоши.

Затем я огладил свой орех и попросил его об одном-единственном ударе. Полетел он, завертелся маленьким вихрем и осуществил этот удар.

По правилам игры в тикток выигравший подбирает с земли сражавшиеся орехи-биты и приносит их к исходной позиции. Первым бьет проигравший. На сей раз вождю пришлось метать биту трижды. Я ощутил прилив великодушия. Да и кто бы не ощутил на пороге выигрыша, в предвкушении алмаза, по сравнению с которым прославленные бриллианты «Кох-и-нор» и «Куллинан» выглядят стразами на дешевеньком кольце? Словом, я внушил ореху: «На сей раз, для обострения игры, выдай пять ударов. Зато в последней партии сделай один, и пусть он будет лучшим в твоей жизни».

Орех выполнил мое требование, и я проиграл. Воспрянув духом, вождь подобрал биты и с величайшей учтивостью подал мне мою. Я метал со всей мыслимой самоуверенностью. Вообразите же мой ужас, когда вместо того, чтобы грациозно и целенаправленно устремиться вперед, мой орех пополз, как пьяный, и еле-еле добрался до середины круга! Неужто бурда, смахивающая на мескаль, ударила в голову не только мне, но и тиктоку? Я принялся сосредоточенно внушать свое, метнул биту снова… и выбил за пределы круга один-единственный орех. Метнул третий раз… а всего этих разов потребовалось восемь.