Садок для рептилий Часть I - [42]

— Мистер Кристен, — сказал незнакомец, — вы не поддернули штанины, когда садились.

Уильям замер. Он поглядел на свои руки, беспомощно лежавшие на коленях. Сердце Сьюзен бешено колотилось.

— Вы обознались, — торопливо сказал Уильям. — Моя фамилия не Крислер.

— Кристен, — поправил незнакомец.

— Я Уильям Тревис, — сказал Уильям. — И не понимаю, какое отношение имеют к вам мои штанины.

— Прошу прощения. — Незнакомец придвинул стул. — Допустим, мне показалось, что я узнал вас, потому что вы не подтянули их. Так делают все, иначе брюки быстро начинают пузыриться на коленях. Я нахожусь вдали от дома, мистер… Тревис, и нуждаюсь в обществе. Моя фамилия Симмс.

— Мистер Симмс, нам понятно ваше одиночество, но мы устали. А завтра утром мы уезжаем в Акапулько.

— Очаровательное место. Я только что оттуда, искал кое-кого из своих друзей. Их там не оказалось. О, леди, кажется, нездоровится?

— Доброй ночи, мистер Симмс.

Они направились к двери. Уильям крепко держал Сьюзен под руку. И ни один не оглянулся, когда Симмс окликнул их: «О, еще одна вещь». Сделав паузу, он медленно произнес: «Двадцать один пятьдесят пять н. э.».

Сьюзен зажмурила глаза и почувствовала, как земля закачалась у нее под ногами. Она продолжала идти, вышла на залитую огнями площадь, но не видела ничего…

В отеле они заперли дверь своего номера. Тут она расплакалась. Они стояли в темноте, и пол раскачивался под ними. Вдали рвались шутихи, с площади доносился смех.

— Что за гнусная бесцеремонность, — сказал Уильям. — Сидит, разглядывает нас с головы до ног, раскуривает сигареты, распивает вина. Убить бы его на месте! — Голос Уильяма был почти истеричным. — Он даже имел наглость представиться нам собственным именем. Шеф ищеек. А тут еще эти штанины. Надо было поддернуть их, когда садился. Здесь это автоматический жест. Я этого не сделал и тем самым выделился среди остальных. Это навело его на мысль: «Вот человек, никогда не носивший брюк, человек, привыкший к бриджам униформы и фасонам Будущего». Я готов убить себя за то, что выдал нас!

— Нет, нет, нас выдала моя походка, эти высокие каблуки. И прически у нас недавние, совсем свежие. Все нам непривычно, все нас сковывает.

Уильям включил свет.

— Он еще проверяет нас. Пока что он не вполне уверен. Раз так, скрываться от него нельзя, иначе он полностью убедится в своих подозрениях. Поездку в Акапулько придется пока отложить.

— А может, он уверен, но просто притворяется?

— Не исключено. В его распоряжении все времена. При желании он может поболтаться здесь и отправить нас в Будущее через шестьдесят секунд после того, как мы выйдем отсюда. А может и несколько дней держать нас в напряжении, потешаться, прежде чем начать действовать.

Сьюзен села на кровать, утирая слезы и вдыхая застоявшийся запах древесного угля и ладана.

— Они ведь не будут устраивать сцен, правда?

— Не посмеют. Им нужно захватить нас в одиночестве, чтоб поместить в машину времени и отправить назад.

— Тогда у нас есть выход, — сказала она. — Никогда не будем одни, будем все время на людях.

По ту сторону двери послышались шаги.

Они выключили свет и молча разделись. Шаги удалились.

Сьюзен стояла у окна, глядя на темную площадь.

— Значит, это здание — церковь?

— Да.

— Меня часто интересовало, как выглядят церкви. Их давно уже никто не видел. Можно будет нам пойти туда завтра?

— Конечно. Давай спать.

Они улеглись в темной комнате.

Через полчаса зазвонил телефон. Она подняла трубку.

— Алло?

— Пусть кролики прячутся в лесу, — произнес чей-то голос, — но лиса все равно найдет их.

Она повесила трубку и улеглась снова.

Снаружи, в 1938 году, кто-то исполнял на гитаре одну мелодию за другой.

Среди ночи она вытянула руку и почти соприкоснулась с 2155 годом. Ей казалось, будто ее пальцы скользят по протяженности времен, словно по рифленой поверхности, слышались топот марширующих ног, бесчисленные оркестры, исполняющие бесчисленные военные мелодии. Ей виделись пятьдесят тысяч рядов асептических стеклянных пробирок с болезнетворными культурами, среди которых она работала в Будущем. Она видела пробирки с проказой, бубонной чумой, тифом, туберкулезом. Она слышала чудовищные взрывы, чувствовала сотрясение столь неимоверное, что весь мир содрогнулся, все здания превратились в развалины, а люди лежали безмолвно, истекая кровью. Потом огромные вулканы, машины, лавины и ветры утихли, и она проснулась, всхлипывая, в Мексике, за много лет до всего этого…

Рано утром, одурманенные сном, забыться которым удалось лишь на час, они проснулись от громкого шума автомобилей. Сьюзен взглянула с балкона на только что появившуюся в грузовиках и лимузинах с красными надписями шумную, веселую компанию из восьми человек. За машинами следовала толпа мексиканцев.

— Que pasa?[2] — крикнула Сьюзен какому-то мальчишке.

Тот ответил.

Сьюзен обернулась к мужу:

— Приехала на съемки какая-то американская кинокомпания.

— Это интересно, — Уильям принимал душ. — Давай поглядим на них. Думаю, сегодня нам лучше не уезжать. Постараемся усыпить подозрения Симмса.

Яркое солнце на какой-то миг заставило ее забыть, что где-то в отеле их ждет человек, выкуривающий сигареты чуть ли не тысячами. Она глядела вниз на восьмерых шумных, веселых американцев, и ей хотелось крикнуть: «Помогите мне, — спрячьте меня, спасите меня! Я из 2155 года!»