Сад утрат и надежд - [161]
Лидди любила весну. Нед тоже, после их переезда сюда. Весенний пейзаж наполнял его идеями, словно вода, льющаяся из крана в кувшин. Лидди толкнула калитку и пересекла обледенелую, хрустящую под ногами лужайку, где летом цвели орхидеи, луговые травы, а над ними порхали пестрые бабочки. Лидди запахнула китель. Это был китель Неда, военный, отделанный ярко-красным; Нед работал в нем в Голубятне. Он купил его у Пертви много лет назад – она подозревала, чтобы поддержать Пертви деньгами. Китель был превосходного качества – у ее брата был превосходный вкус к качественным вещам. Бедный Пертви. Его нет уже двадцать лет с лишним.
На серебристой березе, росшей за церковью, там, где отдельно от других могил стоял склеп семейства Кут, появились сережки. Подснежники… сережки… Лидди вздохнула, перебарывая зубную боль, и осторожно дотронулась до щеки. Она была слегка оглушена весной и пыталась вспомнить, когда в последний раз уходила далеко от дома. Пожалуй, несколько недель назад. Уже после Рождества, но ненадолго. Теперь, когда она осталась одна, дни сливались для нее в сплошную полосу. Пожалуй, сейчас, на свежем воздухе, она чувствовала себя лучше.
– Лидди?
Маленькая бесформенная фигурка в коричневой накидке из грубой шерсти появилась внезапно, как из-под земли, и Лидди вскрикнула от испуга и схватилась за щеку.
На нее смотрела маленькое белое лицо, покрытое толстым слоем пудры. Глаза, милые карие глаза, казались огромными, на пол-лица. Плащ на фигурке снова беспокойно пошевелился.
– Лидди?
– Мэри? – прошептала Лидди, и от этого имени у нее перехватило горло.
Мэри кивнула. На ее щеках горели красные пятна.
– Лидди, дорогая, давай присядем, – попросила она и похлопала по скамейке. Как в детстве, в комнате Лидди, когда она, младшая, просила о чем-то старшую сестру. – Тебе больно? Болит зуб?
Лидди кивнула и села. Она заметила со страхом, как медленно, осторожно ее сестра устраивалась рядом с ней, заметила жилы, выступившие на ее белой шее, и странный горб под накидкой.
– Почему ты здесь? – спросила она наконец.
– Ага, она что-то почувствовала. Лидди, дорогая. – Мэри тихонько засмеялась. – Я приехала, чтобы умолять тебя о помощи. В тот раз ты не захотела встретиться со мной.
Лидди тяжело вздохнула:
– Мне надо было возвращаться к Неду. Я тревожилась за Джона. Я не хотела…
– Я знаю, дорогая. Но мне нужно было повидать тебя. – Мэри похлопала ее по руке, и Лидди охватил восторг от этого прикосновения сестры. От ее спокойного, певучего голоса! От ее присутствия, от ее спокойной уверенности, – а потом она повернулась и взглянула на бледную кожу Мэри, туго обтянувшую ее скулы и лоб, на видневшиеся под ней кости… на длинные, как у скелета, пальцы, похожие на выбеленные веточки. Они нервно теребили грубую коричневую накидку, словно занавес на сцене, – а ужасно огромные глаза смотрели то на Лидди, то на то, что скрывалось под полами накидки.
Лидди проследила за ее взглядом.
Она обнаружила, что глядит на маленькую детскую головку, и растерянно заморгала. Что-то потянулось к ней. Пальчики, крошечные пальчики на маленькой ручке высунулись из колючего шерстяного рукава малинового цвета. Пальчики разжались и сжались. Ноготочки были неровные, тонкие, их надо было подстричь; ямочки на сгибах пальцев походили на черточки на маленькой, пухлой ручке.
Мэри, в белой блузке с кружевами, прижимала ребенка к своей груди. Лидди видела, как лихорадочно билось под тонкой тканью сердце ее сестры, трепетало, словно птичье крыло. Мэри снова запахнула плащ и сказала:
– Это девочка. Ей шесть месяцев. Я уже не в силах…
Она замолчала и тяжело вздохнула, словно справившись с огромным волнением, и подняла глаза.
– Я уже не могу заботиться о ней. Я не могу это делать. Когда-то я не хотела ее, пыталась избавиться от нее. Но знаешь – она осталась. Сейчас она со мной, и ей нужно молоко, а я больше не хочу ее кормить. Я плохая мать. Материнство не для меня.
– Но раньше ты могла ее кормить? – с сомнением спросила Лидди.
– О да, какое-то время. – Она теребила завязку на плаще; полы разошлись, и Лидди впервые увидела всего ребенка и изможденную фигурку сестры. Ей пришлось прикусить ноготь, который она грызла, чтобы не заплакать от волнения и тревоги. Спеленутый ребенок лежал в шарфе, повязанном на теле Мэри. Развязав шарф, Мэри протянула дочку Лидди, руки которой немедленно вспомнили, как это делается, и взяли ее. Лидди посмотрела на темно-карие глаза девочки и снова на Мэри. У сестры еще сильнее пылали щеки под толстым слоем пудры.
– Мне жарко.
– Сегодня морозный день, дорогая, – пожалуйста, запахнись.
– Нет, не заставляй меня, – она подняла руку. Лидди проследила за ее взглядом и увидела длинное зеленое авто, ждавшее на дороге с другой стороны от церкви. – Меня ждет Димчёрч, он чудесный.
– Димчёрч?
Мэри закашлялась, сглотнула, потом засмеялась.
– Да. Он друг Далбитти. Теперь послушай меня, моя дорогая сестра. Пароход отплывает вечером. Я прошу твоей помощи. Далбитти написал мне, что он устроился в Канаде. Он не может держать при себе в Канаде незаконнорожденного ребенка. Я хочу поехать к нему, вот почему я здесь. Ты должна взять мою дочку, чтобы она не попала в приют. Ее имя Стелла.
День, когда Марта Винтер решила разрушить свою семью, начался обыкновенно, как всякий другой день… Марта, жена и мать троих детей, садится одним летним утром, чтобы написать приглашения для гостей на свое восьмидесятилетие. Она знает, что в этот день все изменится. Марта расскажет правду, потому что больше не может молчать. Все то, что они создавали и строили вместе с мужем больше пятидесяти лет, разлетится на мелкие щепки. Приглашения отправляются в разные уголки мира, и вот уже на празднество спешит доктор Билл, интеллектуалка Флоренс и добропорядочная Дейзи.
Тони и Алтея Уайлд — красавцы, купающиеся в лучах славы, актеры, известные всем, мои родители. Ими восхищались, им завидовали, их любили. Их называли Дикими Цветами, такими яркими и независимыми они были. Каждое лето мы проводили в доме у моря — в доме, который приютил моего осиротевшего отца во времена, когда мир разрывали ужасы Второй мировой войны. Отец был моим героем, моим лучшим другом, он подарил нам с братом золотое детство, но призраки прошлого никогда не отпустят его. И рано или поздно они настигнут нас всех.
Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.
Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.
Однажды учительнице русского языка и литературы стало очень грустно. Она сидела в своем кабинете, слушала, как за дверью в коридоре бесятся гимназисты, смотрела в окно и думала: как все же низко ценит государство высокий труд педагога. Вошедшая коллега лишь подкрепила ее уверенность в своей правоте: цены повышаются, а зарплата нет. Так почему бы не сменить место работы? Оказалось, есть вакансия в вечерней школе. График посвободнее, оплата получше. Правда работать придется при ИК – исправительной колонии. Нести умное, доброе, вечное зэкам, не получившим должное среднее образование на воле.
Евгений Бабушкин (р. 1983) – лауреат премий «Дебют», «Звёздный билет» и премии Дмитрия Горчева за короткую прозу, автор книги «Библия бедных». Критики говорят, что он «нашёл язык для настоящего ужаса», что его «завораживает трагедия существования». А Бабушкин говорит, что просто любит делать красивые вещи. «Пьяные птицы, весёлые волки» – это сказки, притчи и пьесы о современных чудаках: они незаметно живут рядом с нами и в нас самих. Закоулки Москвы и проспекты Берлина, паршивые отели и заброшенные деревни – в этом мире, кажется, нет ничего чудесного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Северин – священник в пригородном храме. Его истории – зарисовки из приходской и его семейной жизни. Городские и сельские, о вечном и обычном, крошечные и побольше. Тихие и уютные, никого не поучающие, с рисунками-почеркушками. Для прихожан, захожан и сочувствующих.
Новый роман Скарлетт Томас – история о Наташе, дочке русского олигарха, которую отправляют учиться в Англию, в частную школу-интернат. Мрачный особняк, портреты Белой Дамы повсюду – это принцесса Августа, которая некогда жила здесь, а теперь является, как поговаривают, в качестве привидения. И соученицы Наташи, помешанные на диетах. В игру “Кто самая худая” включается и Наташа. Но игра эта оборачивается драмами и даже трагедиями.